Дважды рожденный
Шрифт:
— Очень много: четыреста пятьдесят наибольших давлений.
— Значит, девятнадцать лет. Принимая во внимание, что гоми живут 30-40 лет, ты прожила уже половину жизни. Ты уже замужем?
— Теперь нет.
— Почему же теперь?
— Потому что мне очень нравится Токи: он такой сильный.
— Но ведь ты до сих пор не знала, что я сильный.
— Все равно, ты мне нравился, а теперь я знаю все, что мне надо знать: ты будешь моим мужем, если захочешь.
Профессор рассмеялся. Он знал, что отношения мужчин и женщин здесь до смешного примитивны, но ему никогда не приходило
— А как же твой муж? — спросил он, все еще улыбаясь.
— Он уже десять наибольших давлений не муж мне.
— О, это очень много. И в течение всего этого времени я тебе нравился?
— И в течение всего этого времени я любила Токи.
Эта наивность тронула профессора. Вдруг у него мелькнула мысль. Показывая на план дворца, он спросил:
— Это ваш дворец?
— Наше «племя».
— Можешь ты, Нифе, проводить меня туда?
Профессор указывал на изображение туннеля.
Нифе подумала сначала, внутри ее происходила, повидимому, борьба; наконец, она сказала:
— Туда нельзя, но все равно, раз ты этого хочешь...
И Нифе посмотрела на профессора глазами, в которых светились, казалось, доверие и нежность. А, может быть, это профессору показалось? Как могут быть у этих рыбо-людей такие чувства. Ведь это не люди, а бесстрастные чурбаны! А, впрочем, что он знает о них?
Профессор и Нифе спустились вниз и направились по одному из шести длинных зал, освещенному очень слабым зеленоватым светом.
— Разве уже время отдыха? — негромко спросил профессор.
— Да, видишь, все ниши заняты.
— Нифе, объясни мне одну странность: в зале спят только молодые люди, стариков очень мало и совсем нет маленьких детей.
— Ты не знаешь разве? У кого есть семья, тот живет в одном из верхних зданий дворца. Здесь, внизу спят гоми, еще не имеющие семьи или уже потерявшие ее. Когда детям минет восемь лет, их тоже отправляют сюда.
— А, понимаю, здесь, значит, царство холостяков. Ясно, что интимные отношения в семье требуют уединения. Я, однако же, заметил, что гоми вообще не стесняются проявлять свои чувства также и в присутствии других. В этом отношении они напоминают мне обезьян, которые в зоологическом саду в присутствии публики проявляют всякие свои эмоции...
— Как всегда, я очень слабо понимаю тебя. Ты говоришь о вещах, которые гоми совершенно не известны. А вот и спуск в туннель.
Но как раз перед входом на трап как из-под земли выросли три фигуры гоми и загородили дорогу.
— Ах, чорт! Когда же кончится эта слежка?
Профессор был взбешен и готов был ринуться и разорвать этих ненавистных ему рыбо-людей.
— Не надо, — тихо проговорила Нифе, мягко взяв руки профессора в свои.
Профессор вдруг остановился пораженный: руки Нифе были теплые, тогда как у большинства гоми они были всегда холодные, точно гоми были лишены крови.
Теперь уж он, а не женщина, держал ее руки в своих и с удовольствием их ласкал.
Меж тем Нифе что-то сказала, и трое гоми исчезли.
— Напрасно ты меня остановила, — с сожалением заметил профессор. — Я бы с удовольствием свернул всем троим их дурацкие шеи.
— Увы, Токи, один из них был вооружен. А ты еще не знаешь, какое это страшное оружие.
Оба замолчали и пошли по туннелю.
От высокого и просторного туннеля шли в обе стороны коридоры меньших размеров, от них, в свою очередь ответвлялись другие, и все они извивались и пересекались между собой, образуя на редкость сложный лабиринт.
На полу коридоров лежали рельсы, которые слабо поблескивали в зеленом полумраке. Иногда попадались громадные пространства, сплошь выработанные и походившие на бесконечные пещеры.
— Здесь уже давно идет добыча минеральных масс для выработки одежды, — объяснила Нифе. — Отсюда же брали, как рассказывают, и материал для постройки нашего жилища.
По главному туннелю шла массивная металлическая труба, имевшая в диаметре около метра. По поводу этой трубы Нифе рассказала легенду. Поставили ее когда-то могучие надводные слуги света, духи и подарили в пользование гоми. Гоми могли лететь в трубе со сказочной быстротой. Два раза в год каждый гоми выходил в надводный мир и видел много, много света. Говорят, что этот источник света вечно висит вверху в виде громадного круга и смотреть на него нельзя. Один гоми забыл поклониться однажды свету, и за это духи лишили их возможности пользоваться этой трубой. С тех нор гоми редко видят свет, и еще ни один смельчак, отваживавшийся итти в трубе, не вернулся назад. Но должен притти Сильный. Он-то и вернет гоми возможность пользоваться трубой.
Нифе крепче прижалась к профессору, и последний без слов понял ее тайные мысли: она, как, может быть, и другие гоми, склонна видеть в нем этого Сильного. Некоторые намеки Чона и всеобщее почтение как будто подтверждали правильность подобного предположения.
— Бедная Нифе! — тихо воскликнул профессор. — Это всего только пневматическая дорога, а, может быть, и электро-магнитная. И строили ее простые люди, а не духи. Куда она ведет, эта труба?
— Туда, в надводный мир.
— Значит, и туннель ведет туда?
— Не знаю... Нет, не думаю.
— Знаешь, что? Давай попробуем выбраться по туннелю!
— Ой, нет, нет, Токи! Я очень боюсь... Там духи, там «разрушители машин». Никто не возвращался назад...
Профессор теперь, как и до этого, лишний раз убеждался в том, насколько еще грубы, суеверны гоми. Как странно, что наряду с этим гоми обладают также и изумительными познаниями во многих научных областях!
— Пойдем, я больше не могу здесь оставаться, — сказал он и смело зашагал вперед. — По крайней мере убедимся, есть ли отсюда выход.
— Нет, Токи, не надо, не ходи... Там смерть. Не ходи... я боюсь...
Но профессор, не оглядываясь, широкими шагами двинулся вперед.
— Подожди, Токи, — послышался голос Нифе. — И я с тобой!
Они шли долго. Свет делался все слабее и слабее. Уже с трудом можно было различать трубу, стены туннеля давно слились с темнотой.
Меж тем, конца туннелю все еще не было.
Свет совсем замер, и оба путника были окутаны темнотой.
Нифе начала дрожать и не выпускала руки профессора.