Дважды в одну реку. Фатальное колесо
Шрифт:
– А? Почему опоздал? Так это… соревнования у нас, мам… скоро будут, – сочинил на ходу, и тут же в голове мелькнула идея. – Такие… серьезные соревнования, со сборами, в пионерском лагере. «Ласпи». Рядом с Батилиманом. Слыхала?
– Да… ты… что!!! Правда? – Мама аж вскочила с дивана. – Соревнования? Конечно, слыхала! «Ласпи»! А когда?
– Так это… в том-то и дело, что завтра уже надо выезжать. Меня в последний момент в состав включили. Поэтому и опоздал сегодня.
– Как завтра? – опешила мама. – А школа?
– Так в лагере. Там свои учителя на время сборов. Завтра и выезжаем. С утра. В десять.
– Ой!
– Ну вот! Как всегда! Все дети как дети – поедут с родителями, а я опять как беспризорник!
– Может, отпроситься? Ой! У нас же карантин!
– Да ладно, – сжалился я, – будто я не понимаю. Не маленький, доберусь. К тебе завтра зайдут на работу, кто-нибудь из тренерского состава, подписать надо чего-то. Ты только сейчас собраться мне помоги.
– Собраться? А! Конечно. Толик. Толик! Хватит валяться! Где чемодан тот, рыжий, маленький? Глянь на антресолях. Так, майки-трусы погладить! Зубную щетку, порошок, мыло в пенал, там в ящике. Теплое надо обязательно взять, ночи холодные. Витя, собери все школьное в ранец. Василий! Куда? Марш в ту комнату! Не мешай. Толик! Да не этот чемодан. А вон тот!..
Короче, началось.
Значит, с завтрашнего дня ухожу в подполье.
Любопытная какая у нас сестра получается! И по времени этот приход – ни раньше ни позже!
А ведь меня реально вычисляли!
Интересно, кто? И зачем?
– Хорошая идея. Ночевать будешь в спортзале. Питание в буфете. – Это Пятый.
– Ничего себе! Батилиман! Губа не треснет? А чего за «Артек»-то поскромничал? – Это Сан-Саныч.
– Спрыгнул все-таки с маминого крючка! Бродяга беспризорный! Ну ты и жучара. – Это Ирина.
И припев хором:
– Только высунься один!
И как это ни обидно – сводный хор бойцов невидимого фронта по сути прав. Какая-то нездоровая активность начинается вокруг моей скромной персоны.
Опять, как и полгода назад.
Может быть, я действительно вношу какие-то возмущения в тонкие материи мироздания? В область, которая связана с криминальным равновесием в мире. По крайней мере, в той его части, которая локализована в границах социалистического Отечества.
Нельзя войти в одну реку дважды.
А я добавил бы еще: безнаказанно. Ведь вокруг меня сегодня – до боли знакомые потоки моего собственного детства. Тащат, сверкая брызгами на солнце, хлипкое мое семилетнее суденышко, капитаном на котором – сорокадевятилетний умудренный мужик. Только в памяти у меня осталась милая веселая речушка, а не злобный горный поток, норовящий протащить меня через пороги брюхом, да по острым камням.
Что-то поменялось.
Или это просто я стал более зрячим. Лишился детских штанишек и розовых очков в придачу. А может, просто штурвал я кручу не в ту сторону? Пытаюсь умничать, нащупывая несуществующий фарватер по всем законам лоцманского искусства. А вот ребенок на моем месте просто плыл бы по течению, наслаждаясь прибрежными красотами.
Наверное, так.
Однако почему я не могу избавиться от ощущения, что в новой моей жизни слишком много появилось многозначительных случайностей и роковых совпадений? Не зависящих от меня ни на йоту. Побочные эффекты нарушения принципа «нельзя дважды в одну реку»? А если так – все ли они уже проявились в полной мере? Откуда я знаю, чего ЕЩЕ можно ждать от мироздания, выкинувшего со мной этакий фортель?
Как-то опасно зашатались в последнее время мои незыблемые материалистические убеждения.
К слову, есть у меня целых три гипотезы, почему взрослое сознание вернулось в тело семилетнего мальчишки. Каким образом я «впал в детство».
Первая теория медицинская. Из разряда субъективного идеализма. Все, что происходит со мной, – мне только кажется. Лежу я, скажем, где-то в коме на больничной койке, подключенный к аппарату искусственного жизнеобеспечения, а в моей голове клубятся дикие фантазии, суть совмещения областей глубокой памяти и активных процессов на поверхности коры головного мозга. Этот вариант мне не нравится.
Тогда вторая версия. Навеянная фантазиями Джона Пристли и братьев Стругацких. Все эти приключения – выдуманные. Сижу я перед своим ноутбуком и сочиняю небылицы про самого себя в возрасте младенца. Раз за разом пытаюсь ухватиться за солнечный лучик, тянущийся ко мне из далекого и чудесного мира под названием «детство». Да только, что парадоксально, взрослые мозги на поверку оказываются свернутыми на предмет жизненного опыта и рационализма. И получается в описаниях не солнечная ода беспорточному счастью, а тревожный остросюжетный боевик. А согласно Пристли все то, что мы когда-то выдумали и описали, может существовать в реальности в каком-то далеком уголке Вселенной. Одна из разновидностей все того же субъективного идеализма. Только с легкой патиной художественно-романтического окраса. Этот вариант мне нравится больше, хотя и обидно чувствовать себя ПЕРСОНАЖЕМ.
А третья гипотеза простая. Она называется «да хрен его знает». Здесь может быть все что угодно: искривление информационного пространства, темпоральные аномалии, сдвиг матрицы сознания – на любой вкус. Все равно уровень науки до названных явлений пока не дотянулся. Очень удобно – материалистические представления о мире сохраняются, но… «мир непознаваем, ибо процесс познания бесконечен».
Мы просто пока не в курсе.
В любом случае мир здесь реален. Внизу земля с травкой, сверху небо с тучками. Вокруг – люди. Разные. Простые и сложные, умные и глупые, интересные и скучные. И в каждом есть и добро, и зло. Черно-белых персонажей, как в романах, не бывает. И причинно-следственные связи по-прежнему исправно работают и в этом мире, выдуманный он или нет. За ошибки тут платят полной ценой. От удара в глаз рождается синяк. От наглого поведения – подзатыльник. А если за спиной надежный товарищ – не страшно и в пекло. Хотя вру – бывает и страшно. Бывает больно, обидно, горько. Иногда – грустно.
Только скучно – никогда.
Глава 8
Эффект Крауфорда
– Значит, так. В доме Исаковых проживают пятнадцать человек, из них шестеро – несовершеннолетние. Самая старшая – Мурсалима Рахманбаевна, восемьдесят семь лет. Дом записан на ее невестку – Галину Андреевну Исакову. Вдова, шестьдесят четыре года. Муж был угнан в Румынию во время войны. Пропал без вести, признан погибшим.
– Сан-Саныч, а как его звали?
Козет зашуршал бумажками.