Дважды войти в одну реку
Шрифт:
Тит расплылся в широкой улыбке. Вот оно, оказывается, как! Раз хранят так глубоко, значит, и здесь ее никому не показывают.
Зазвучала музыка, прекрасней которой Тит никогда не слышал. Словно тысячи органов разом в отдалении заиграли песнь всеобщей любви. Им вторили миллионы скрипок, альтов, виолончелей и контрабасов.
— Это небесная музыка, — строго пояснил апостол, внимательно посмотрев на Тита. И, подняв указательный палец, добавил: — Лично сочинил… Люблю,
— А где же люди?
И тут под ними возник громадный город, над улицами, площадями и переулками которого несчетными стаями на разной высоте летали крылатые создания, очень похожие на людей.
— Этот город образцово-показательный, — с гордостью пояснил апостол, — поэтому крыльев хватает на всех.
Тит и апостол летели на большой высоте, проносясь над шпилями соборов и черепичными крышами домов. Летели долго, и Титу казалось, что город никогда не кончится.
Но вот пошли предместья с красивыми одинаковыми домами, окруженными палисадниками, потом и предместья остались позади, и под ними вырос могучий синий лес.
Тит увидел фантастической красоты поляну, обрамленную огромными огненно-красными цветами.
Апостол жестом велел снижаться. Поляна стала быстро приближаться, и Тит, приземлившись, почти утонул в изумрудном море, сотканном из шелковой травы и бархатистых цветов. С хрустальным звоном во все стороны брызнули капли росы.
От волшебных запахов у Тита счастливо закружилась голова. Тит поднял голову и невдалеке увидел блистающую синь озера, по поверхности которого скользила большая черная ладья под черным же парусом. Кто-то умело правил ладьей, и она медленно подходила к берегу.
На противоположной стороне озера высилась громада смешанного леса, полыхавшего золотым осенним огнем.
Всё, что видели глаза Тита, было залито чарующим сиянием, от которого сладко щемило сердце.
Тит задрал голову, пытаясь определить, откуда исходит сияние.
Свет водопадом обрушился на него, и Тит едва не ослеп. Он испуганно вскрикнул.
Раздался голос апостола.
— Это не свет, дурачина, это… совсем другое…
Тит понимающе закивал головой и вновь посмотрел на озеро.
Он понял, кто находится в ладье…
Тит встал.
— Иди, раб Божий, — усмехнулся апостол, — иди, она тебя давно ждет… Но учти, если она тебя простит, тебе назад хода не будет…
— Она простит, я знаю… — прошептал Тит.
Апостол пожал плечами:
— Тебе решать.
Легкая до этого поступь Лёвина вдруг стала невыносимо тягостной. То, что он только что видел перед собой, было, конечно, прекрасно, но ему хотелось ещё пожить, там, в том мире, в котором он родился. И в котором жили его друзья.
Силы жизни тянули его обратно в мир, где страх перед завтрашним днем такая же привычная вещь, как бритье, выгул собаки и чтение в клозете.
Он решил вернуться в мир тотального невежества, в мир всеобщего обмана, в мир вопросов без ответов… Там он чувствовал себя уверенней, нежели в мире порядка, покоя, неестественно синих озер, малахитовых трав и бескрайнего океана, в котором утоплена конечная истина.
Он помахал фигуре в ладье рукой.
— Нет, еще не время! — крикнул он. И трудно сказать, кому он кричал. То ли той, что дожидалась его в ладье, то ли самому себе…
Глава 54
Короче, к вечеру Тита вышвырнули из Загробного мира, с помощью нехитрых типовых манипуляций вытравив из его памяти всё, что произошло с ним за последние несколько часов.
Дальнейшее читатель хорошо помнит. Тит появился в растерзанном виде, в халате, взъерошенный и босой (по обратном пути с него соскочили и затерялись в космической бесконечности любимые меховые шлепанцы) на кухне своей квартиры, когда там держали военный совет в ту пору еще являвшийся председателем правительства Герман Колосовский и старина Гарри, поднявший тревогу по поводу исчезновения писателя Лёвина.
Когда друзья ушли, Тит ни секунды не потратил на уборку квартиры. Он включил телевизор, невнимательно просмотрел новости, потом футбольный матч и, мечтая об ужине, сердито уснул в кресле.
Ему приснилось, что он раздвоился. Один Тит, свернувшись, как кот, спит в кресле, а другой, подобно Агасферу, бесприютно шатается по земле.
Этот сон был близок, если так можно сказать, к действительности. Бледный двойник Лёвина чудесным образом проник в сон-явь Рафаила Шнейерсона, когда тот тосковал на набережной. Помните, когда Рафу явились Рогнеда, Марта и Тит, летавшие, как тени или призраки?
…Утро следующего дня было прекрасным. Всю ночь окна в спальне были открыты настежь, и воздух в комнате был свеж и пах ранней осенью.
Пробуждение было приятным. Кто-то мягко тряс его за плечо.
Тит открыл глаза и увидел перед собой незнакомого мужчину, который доложил, что уборщицы по поручению управляющего делами кабинета министров прибрали в квартире, а мастера по указанию того же высокого начальника восстановили входную дверь, покрасили ее и снабдили новыми замками.