Дважды войти в одну реку
Шрифт:
В все-таки дальше и выше всех прорвался Генри Миллер. Вот кто знал, как и через что надо прорываться! Женская утроба, вместившая в себя Вселенную, Эдем и земной Ад, высшее из наслаждений и самое страшное из страданий, прекрасную бездонную бесконечность и грязную сточную канаву. Его взгляд на жизнь — на жизнь, а не на развращающее души существование — завораживает и пленяет…
Пытался прорваться Солженицын… Уже подошел к заветному дырявому забору, за которым можно было узреть тень, отбрасываемую абсолютом, но… остановился. Остановился и не понял, что стоял в метре от перманентной истины.
О поисках великих Тит, конечно,
У Тита никогда не возникало проблем с темами. Темы сами лезли в руки. Построив в воображении мифическую чернозёмную деревню, он размещал в ней несколько десятков ходульных персонажей, позаимствованных у Маркова, Солоухина, Можаева, Белова, Распутина, Липатова и других писателей-деревенщиков, и говорил себе — вперед, к победе количества над качеством!
А как же сюжет, спросите вы? О, это просто! Сюжет целиком и полностью зависел от того, какие решения были приняты на очередном съезде партии.
Как-то раз во сне Тит попал в прошлое. Приснилось, будто сидит в такси на заднем сиденье и едет по Краснопрудной улице, проезжает мимо дома, в котором когда-то жил и где не живет уже больше трех десятков лет, у подъезда видит свою машину, старенькую "Волгу", на которой ездил когда-то.
Видит, как открывается дверь в подъезд, из дверей выходит некий молодой мужчина, мужчина идет к машине, садится в нее и уезжает куда-то по своим делам. И вдруг Тит понял, что встретил самого себя, только жившего (живущего?) в прошлом. А такси увозит Тита от дома, от дома в городе, который живет в прошлом, и нет ему хода в это прошлое…
Печальный сон, придавливающий. Проснулся в слезах… До жути захотелось вернуться туда, в прошлое, когда он был молод и полон надежд…
— Что ж вы замолчали? — услышал Тит чей-то насмешливый голос. Он открыл глаза и увидел того, кто требовал продолжения повествования. Это был толстогубый извращенец с золотым нимбом над головой. — Очень увлекательный рассказик, давно мы тут ничего такого не слышали. Вы нас, батенька, чрезвычайно потешили.
— Интересно знать, — нежно проворковал его сосед, — что произошло бы, если бы вы, вместо того чтобы поточным методом ваять сельскохозяйственные опусы, поднатужились и выплеснули на бумагу свои переживания и создали роман о любви и предательстве? Допускаю, могло родиться нечто, достойное внимания. И для этого совершенно не обязательно быть гением. Достаточно быть честным. И чутким. Прежде всего по отношению к самому себе. Прислушиваться надо было не к шелесту презренных бумажек, которые вам выдавали в кассе Союза писателей СССР, а к самому себе, то есть к тому таинству, происхождение коего до конца неведомо даже нам… Впрочем, я твердо знаю, что вы и сами об этом догадывались. И от этого ваша вина во много крат ужасней… Вы согласны?
Тит вздохнул.
— Я согласен, ваша честь, но, поймите, я попал к вам по ошибке… — начал он. — Я хотел в детство, а меня ошибочно доставили в царство мертвых…
Председатель комиссии сделал вид, что углубился в чтение бумаг грешника Лёвина Тита Фомича.
— Ошибок, батенька, мы здесь не делаем, — отсутствующим голосом сказал он. — У вас есть выбор. Можете остаться здесь навсегда… Сейчас апостол Пётр проводит вас, покажет всё… — председатель сделал рукой неопределенный жест. — А вы потом уж решите, что вам делать дальше: оставаться ли здесь на веки вечные или, подвергая своё немолодое расшатанное здоровье испытаниям во время сквозного прохождения сквозь известные сферы, отправиться назад, в живую жизнь, где вам будет предоставлена возможность прожить остаток дней своих, не очень… э-э-э… весело, а потом — в страшных муках зачахнуть. Да-да, перед смертью вы натерпитесь от болезней физических и от мучений нравственных. От души настрадаетесь, это я вам гарантирую.
— А можно без страданий?
— Нет, так уж заведено, чтобы старый человек с набором качеств, подобных тем, которыми обладаете вы, прежде чем лечь в землю, должен отведать мучений по полной программе, должен испить, так сказать, полную чашу страданий. Так что, подумайте, время у вас… — он посмотрел направо, потом налево: — Как у него со временем, господа?
— Чего-чего, а времени у него навалом.
— Ну, вот и славненько! Ступайте. А мы пока тут продолжим… Кто там следующий?
Появился какой-то светлоглазый старичок в черной паре и белых тапочках. Рядом с ним стоял дежурный апостол, как две капли воды похожий на Святого Петра.
Лёвин от неожиданности крякнул.
Лёвинский апостол посмотрел на Тита и пояснил:
— Нас тут много, апостолов-то…
Потом взял Тита за руку и вывел из безразмерного помещения.
Ступая по плиткам пола, Лёвин заметил, что он их почти не касался, он как бы парил над ними, с легкостью передвигаясь в пространстве. Всё это напоминало детский сон.
За несколько часов апостол Петр успел показать Титу устройство Подземного Мира.
Апостол предложил Титу, чтобы не терять время даром, проделать необычную экскурсию по воздуху.
— Не пешедралом же топать! Знаешь, какие у нас тут расстояния!
Апостол Петр на выбор предложил швабру, метлу и веники.
— Новые крылья не завезли, — пожаловался он, — а старые поизносились, можно, простите, и наебнуться… А эти летательные аппараты позаимствованы у наших инфернальных коллег… на время. Настоятельно рекомендую взять веник, вот посмотрите, веник из сорго, первый сорт, прошивной, сносу нет! А вот банные…
— На них, что, тоже?..
— Еще как! Банный веник создает волшебную иллюзию полета в облаках ароматного банного пара. Отличные веники, все как на подбор! Из липы, осины, дуба, можжевельника, из кудрявой или серебряной березы…
Тит, ставший вдруг острожным, подумал-подумал и остановился на метле…
Глава 53
Полет не был стремительным, но передвижение было необычным. И как-то так всё устроилось, что… словом, как-то всё удачно и складно устроилось, и в короткое время апостол Петр показал Титу очень много интересного. Например, зал с огромным телевизором, по которому можно было смотреть последние известия со всех концов покинутого света и новости, касающиеся положения дел уже здесь, в Загробном мире…
Зал поражал размерами и красотой. На сверкающие серебряными искрами мраморные плиты пола с немыслимой высоты низвергались водопады шелковых и бархатных портьер.
Мягкий свет сокрытых от глаза лампад и светильников ложился на головы и спины грешников — а в Загробном мире, понятное дело, пребывают только грешники — и делал их похожими на камни булыжной мостовой, по которой хотелось с гиканьем и пьяными вскриками промчатся на сказочной гоголевской тройке.
<