Дважды войти в одну реку

Меретуков Вионор

Поэт, ослепленный страстью, ничего не замечает. Ему невдомек, что его избранница не способна даже на простое искреннее чувство. Поэт, благодатный объект для безжалостных насмешек, вялые эволюции бессердечной дуры принимает за чистую монету.

И — таково свойство любой пылкой творческой натуры — обманувшийся поэт, почти сошедший с ума от слепой страсти, с энтузиазмом принимается дорабатывать, дописывать в своем разболтанном воображении несуществующие добродетели, лепя образ безупречной женщины, каким он ему видится. И который так же далек от реального, как и его представления об идеальном мире, где,

по его мнению, должны царить правильная любовь и абсолютная справедливость.

Раф с удовлетворением резюмирует, что в способности охотно и легко впадать в самообман, он не отстал от великого поэта.

Гёте владел редкой способностью, совершенно несвойственной традиционному немцу, отделываться, отвертываться — уходя в тщательно скрываемую сентиментальность — от тяжеловесной германской наследственности и тевтонского рацио.

"А вот мне отвертываться не от чего, — думал Раф, всю свою творческую жизнь не без успеха подражавший Иосифу Уткину. — Если я отверчусь, откажусь от Иосифа Павловича, то от меня останется лишь кукиш с маслом… А точнее, кукиш с маслом и Рафаил Саулович Шнейерсон в непорочном, так сказать, виде, а еще точнее — сын Саула Соломоновича и Беллы Исааковны, сын беспутный и безнравственный, природой и судьбой не отмеченный ничем, кроме выдающегося детородного органа и неуемностью, сравнимой с гётевской беспокойностью и миллеровской неугомонностью".

"Мне бы радоваться, а я печалюсь", — подумал он. Подумал и забылся сном.

Часть III

Опасные игры

Глава 21

Надо ли говорить, что вторжение в "святая святых", в потусторонний мир, с намерением из пустого интереса, от безделья, вызвать души давно умерших (и даже не совсем умерших: вспомним опыт с команданте) людей, не могло пройти для неосмотрительных пьяниц безнаказанно.

Наши герои так часто всуе мысленно и вслух поминали чертей, что Вельзевул и его подручные просто не могли не откликнуться (и хорошо ещё, что не откликнулись остальные представители разномастного мира нечистых: демоны, вампиры, водяные, кикиморы, оборотни, русалки, феи, бесы, ведьмы, лешие-лесовики, домовые и прочие силы ада, которых мы оставляем авторам мистических триллеров).

Черным инфернальным силам, лишенным (как утверждают адепты Каббалы) творческого начала, видимо, приглянулась симпатичная компания ни во что не верящих циников, среди которых были не просто циники, а циники в квадрате.

А циник в квадрате — это весьма своеобразный продукт социума, который, походя иронизируя над всеми, озабочен прежде всего тем, чтобы быть циничным по отношению к себе. Это качество как бы возвышает его над всеми остальными циниками, это вроде бы уже и не циник, а нечто иное, на обычного циника совершенно не похожее.

И вышепоименованные пекельные силы единогласно приняли решение воочию ознакомиться с перспективными персонажами на предмет использования их творческих возможностей в своих грязных злокозненных делишках.

Внимательный и не слишком пристрастный взгляд заметит, что страницы библии переполнены информацией о том, что Вседержитель сквозь пальцы смотрит на проделки и не таких отпетых типов, как наши знакомцы.

Вообще

в отношении Вседержителя к человеку сквозят пренебрежение и нескрываемое равнодушие. Создается впечатление, что в то время, когда писалась Библия, человек как объект познания, как космопланетарный феномен Господу был уже не интересен.

Хозяин Тьмы не таков. Сатана, помимо того, что он вовсе не столь кроток, индифферентен и благодушен, как Отец наш Небесный, отличается еще и необыкновенным любопытством. Он обожает засунуть свое мефистофельское рыло туда, куда его не просят. И очень скоро Рафу, старине Гарри, Герману и Титу (а вместе с ними и нам) доведется в этом убедиться.

Кроме того, черти для того и существуют, чтобы выдумывать всяческие каверзы, направленные против, чистых, в общем-то, помыслов Создателя.

Черти с превеликим наслаждением перевернули бы все к чёртовой бабушке.

Но вот с изобретательностью, говорят, у чертей не очень… Не новаторы, так сказать. Приемы устарели. Все их проделки давно известны.

Каббала, к которой иные прислушиваются не меньше, чем к библии, уверяет, что творческое начало, о чем было сказано выше, не является сильной стороной сатанинских сил.

С этим аргументом можно было бы поспорить. Особенно если вспомнить, на какие дьявольски тонкие ухищрения, полные творческих озарений и поистине гениально продуманных комбинаций, ради достижения своих грязных целей подчас пускаются всякие мерзавцы, коих с полным основанием можно причислить к силам, получающим нравственную подпитку из Преисподней.

Это наводит на мысль о том, что творческое начало, о котором было сказано выше, возможно, не всегда окрашено в голубые и розовые тона. Тема долгая и серьезная, и на этих страницах мы о ней лишь вскользь упомянем, тем более что времени, чтобы вдаваться в подробности подобного рода, у нас просто нет: рамки литературного произведения ограничены не столько талантом и вкусом художника, сколько суровыми и несправедливыми законами издательского бизнеса.

Будем считать априори, что изначально в части творчества исчадиям геенны огненной нужна поддержка со стороны на первый взгляд вполне порядочных креативных людей, к коим, с некоторыми оговорками, мы можем отнести наших героев.

Вообще, надо признать, что вдохновение, свойственное живой светлой жизни и присущее людям, осиянным ниспосланным свыше даром созидать новое, оригинальное, свежее, ранее никем не открытое, рождает необоримую творческую энергию.

Оно, истинно высокое вдохновение, — почти точный слепок творчества, снятый с бессмертных душ наших великих предтеч.

А какого, спрашивается, рода вдохновения можно ожидать от инфернального субъекта, пованивающего окалиной и отработанным угольным шлаком? Что может изобрести отставший от моды чёрт, коротающий время под кошачьи завывания клиентов ада, которых поджаривают на гигантских чугунных сковородках?

Представьте себе возбужденного и нетерпеливого чёрта, который мечется возле открытого очага, кочергой помешивая угли, и клянет морально устаревшее кухмистерское оборудование, не позволяющее ускорить процесс приготовления восхитительного блюда из филейных частей нежной и упоительно сладкой человечины.