Дважды войти в одну реку
Шрифт:
Ладонь мужчины закостенела в руке Тита. Глядя ему в глаза, Тит проникновенно сказал:
"Ах, женщины, женщины! Что с них взять! Вы, голубчик, просто счастливец, что имеете такую жену. Сусанна — редкое, удивительное создание… Я давно хотел поблагодарить ее, да вот только случая не представлялось. И вот нежданная встреча… Я вот что хотел сказать: наиболее сильным страницам в своих романах я обязан именно ей. Когда я стремился в описании самых чудовищных человеческих пороков достичь предельных высот достоверности, я вспоминал Сусанну…"
Покончив
…Случилось это примерно за год до смерти его последней жены, Ефросиньи.
Жена назвала (или обозвала?..) Тита "стручком". Произнесла она это слово так, походя.
В тот вечер она, как обычно, полулежала на диване, сосала малиновые леденцы и пялилась в телевизор.
И вдруг, ни с того ни с сего, без каких-либо причин, ляпнула: "Стручок ты мой…"
Не сказать, чтобы Тит обиделся. Хотя тон, каким это было сказано, ему очень не понравился.
…Он вспомнил, как они познакомились. Обстоятельства, при которых это произошло, очень напоминали осовремененную древнегреческую комедию, написанную под диктовку лагерного Аристофана.
Тит, в то время уже богатый и популярный писатель, сильно перебрав в какой-то компании, тем не менее, нашел в себе силы поймать такси.
Погрузившись в машину (ему показалось, что он был один, без дамы), Тит не проронил ни слова, почему-то посчитав, что таксист и так поймет, куда должен отвезти знаменитого пассажира.
В недрах похмельного сознания, когда Тит утром проснулся, вернее — очнулся, зияла временная дыра столь большого размера, что он, пытаясь восстановить в памяти события минувшей ночи, едва не схлопотал разжижжение мозгов.
Его окружал нереальный зыбкий мир, из которого хотелось выбраться как можно скорее. Единственной реальностью было то, что он лежал в постели с неизвестной женщиной неопределенного возраста. Ну, в этом-то как раз не было ничего необычного: с любившим крепко выпить Титом и не такое случалось по пьяной лавочке.
Глаза Тита начали шарить по комнате, пытаясь найти в комнате хоть какой-нибудь предмет, который помог бы как-то зацепиться за действительность и определиться со своим физическим телом в пространстве, но таковой предмет обнаружен им не был. Комната была Титу совершенно не знакома.
Кроме того, отсутствовали все детали его одежды. Он не увидел ничего из того, что обычно может увидеть человек, неожиданно для себя проснувшийся после попойки в квартире одинокой свободной женщины: ни скомканных брюк, ни косо висящего на стуле пиджака, ни галстука на оконной ручке, ни лежащих на боку башмаков с порванными шнурками, ни залитой вином рубашки. Словом, ничего!
Тит под одеялом ощупал себя и с ужасом убедился, что абсолютно наг. Если сейчас он встанет
И тут дверь с шумом распахнулась, и в комнату, до смерти перепугав Тита, как бомба влетел одноногий инвалид, потрясавший железной клюкой и Уголовным кодексом РСФСР.
Трудно сказать, что Тита напугало больше: кодекс или клюка.
Через минуту выяснилось, что инвалид — это старший брат его будущей жены, с давних пор лелеявший вздорную мечту выдать сестру за писателя.
Короче, перетрусившему Титу пришлось жениться. Он уступил угрозам брата-инвалида с его страшной клюкой, Уголовным кодексом и навязчивой идеей выдать сестру хоть за урода, лишь бы тот был беллетристической породы.
Читатель вправе подивиться. Наложить в штаны из-за страха перед каким-то инвалидом…
Так-то оно так, но инвалидом братец был не совсем обычным. Одной ноги у него, действительно, не было. Зато всего остального было в избытке.
Братец был счастливым обладателем целого стада "Волг", пяти квартир в Москве, шести каменных дач в Подмосковье и десятка домов в Ялте и Сочи, причем все это движимое и недвижимое имущество было записано на имена мифических родственников.
Помимо этого, криминальный братец на паях с бывшим заместителем министра внутренних дел владел подпольным игорным домом с женской прислугой, куда имели доступ только избранные особы: высокие милицейские чины, известные спортсмены, популярные артисты и некие коротко стриженые личности в очень дорогих костюмах, которых на длинных черных автомобилях привозили личности, тоже коротко стриженые, только в костюмах попроще.
Охрана братца состояла из нескольких десятков бывших оперуполномоченных, преданных своему боссу не меньше, чем мамлюки — египетскому султану.
Клятвенные заверения Тита, что он-де прилег на кровать из-за умственного переутомления после окончания крайне изнурительной работы над очередным романом из жизни советской деревни и что он пальцем не тронул женщину, лица которой даже не разглядел, были полностью проигнорированы ее братом, о несговорчивости которого, как Тит узнал много позже, ходили легенды.
Отбиваясь от разгневанного калеки, Тит попытался объяснить ему, что он, несмотря на сравнительно молодые годы, — Титу было тогда немного за сорок, — уже был пять раз женат и четырежды разведен.
Этим Тит прямо и недвусмысленно намекал на то, что имеет вполне дееспособную жену.
Ничего не помогло. Криминальный братец от этих смехотворных доводов просто отмахнулся, и развод Лёвина с пятой женой был оформлен подручными бандита за пятнадцать минут, что стоило заведующему загсом обширного инфаркта и выговора по партийной линии.