Дважды возрожденный
Шрифт:
Из тьмы лестницы выныривает хромающий Мичман. Теперь в комнате собрались все.
– Кто верующий - молитесь!
– громко произносит он.
– Атеисты - материтесь!
– и весело улыбается.
– Ты чего?
– Давно я так не веселился!
– почти искренне отвечает он.
– Все здесь? Никого не забыли?
– Да!
– нестройный хор в ответ.
– Гномы здесь?
– Он вертит головой, осматривая комнату
– Мы здесь, - просипел гном из угла.
– Ну раз вы здесь, тогда, значит, точно все в порядке, -
– Тогда поехали. И не говорите потом, что мы не выполняем Договор.
Он взял в руки маленькую коробочку передатчика с изогнутым штырьком антенны, глубоко вздохнул и нажал красную кнопку на верхней крышке.
Башня вздрогнула от взрыва. Нас подбросило вверх и шмякнуло об пол. У меня в глазах потемнело. Кажется, что мир перевернулся вверх ногами.
Испуганно завизжала Лена, искусно заполнив ультразвуком секундную паузу между взрывами. Еще несколько менее сильных толчков. Как при землетрясении... Что-то загрохотало внизу. Наверное, слетел с фундамента дизель.
Я так и не выпустил Аню из объятий. В результате нас бросает по комнате вместе, как сросшихся сиамских близнецов. Куда ее, туда и меня, куда меня, туда и ее. Сперва об пол приложило меня так, что я аж квакнул, а при следующем толчке мы поменялись местами. Ее рот раскрылся в крике боли, но я ничего не слышу, так как барабанные перепонки еще не отошли от грохота взрывов.
Наконец все стихло. Люди начали со стоном подниматься и отряхиваться. Комната наполнилась оханьем, стонами и выразительной руганью в адрес пиротехнических способностей Мичмана.
Я помог Ане встать с пола. Она хватается рукой за затылок.
– Больно как!
– стонет Аня, облокачиваясь на меня.
– Я думала, голова на части расколется, как арбуз.
– Голова кружится?
– заботливо спрашиваю я, придерживая ее за талию.
– Вроде нет.
– Она с гримасой боли на лице пытается вертеть головой.
– Это самое главное, - вмешивается Стас.
– Значит, сотрясения нет. Жить будешь долго и счастливо.
– Он довольно ухмыляется своей незамысловатой шутке.
Стас - единственный, чудом оказавшийся без синяков и ушибов.
– Вот это фейерверк!
– простонал Мотор, держась за разбитый лоб.
– Слушай, Мичман, чему вас там, на флоте, учат? Я и в кино такого не видел... Точнее, не слышал.
– Он достал из кармана кожаных штанов большой клетчатый платок и приложил к кровоточащему лбу.
– Что с гномами?
– неожиданно проявляю заботу я, отстранившись от Ани. Живы?
– Почти, - отвечает гномиха, вытаскивая своего товарища из горы пустых деревянных ящиков из-под патронов.
– Спасибо за заботу.
Гном яростно сипит, выбираясь из ящичного плена. Вид у него весьма помятый и крайне недовольный. И неудивительно: ящики хоть и пустые, но довольно тяжелые. А в стопке их было десятка два, не меньше.
– Витек, что-то ты о ней подозрительно беспокоишься, - хихикнул из противоположного угла комнаты Малыш. Он как раз помогает встать тихонько ругающемуся Мише. Рядом они смотрятся забавно. Скелетообразный Малыш с трудом достает до груди долговязому другу.
– То ты с ней во дворе обнимаешься, то вот здоровьем интересуешься... К чему бы это? Ориентацию сменил?
– Просто не хочу, чтобы нас опять обвинили в смерти гномов и нарушении Договора, - неловко оправдываюсь я.
– А-а-а! Ну тогда ясно.
– Малыш хитро глянул на меня.
– Дело ясное, что дело темное.
Уже вставший Миша согласно кивнул головой, присоединяясь к этим словам.
– Да я же ради вас всех...
– Я даже покраснел под издевательским взглядом Малыша.
– Ага, - не унимается Малыш.
– И целоваться ты к ней лез тоже ради всех.
– Малыш, умолкни!
– Мичман мигом погасил улыбку на его лице.
– Нашел время... Пора уже выглянуть наружу и посмотреть, что получилось.
– Он махнул рукой Мише, стоявшему ближе всего к бойнице.
– Миш, глянь, что там.
Миша отодвинул защелку, удерживающую каменную пластину, немного приоткрыл заслонку и опасливо выглянул наружу.
– Ну что там?
– не выдержала Рита.
– Много живых осталось?
Миша повернул к нам сияющее радостью лицо и произнес:
– Хиросима!
– Что Хиросима? Какая Хиросима?
– затараторили все.
От его слов у меня мороз по коже побежал. Я представил идущего по Пустоши улыбающегося монстра с ядерной боеголовкой в руках.
– Снаружи Хиросима! Одни обгоревшие трупы остались!
– радостно проорал Миша, развеяв мои глупые мысли.
– Можно выходить!
– и первый ринулся к лестнице, ведущей наверх, на смотровую площадку Башни.
За ним гурьбой повалили остальные.
Через минуту мы стоим на крыше Башни. Встает неумытое, заспанное солнце, желая поскорее узнать, что произошло в его отсутствие. Начинается очередной серый день...
Остатки побежденной армии тварей улепетывают к горам на всех парах. В арьергарде движутся раненые, оставляя за собой темные кровавые следы и бросая уже не способных идти сородичей. Оставшиеся лежать жалобно воют, взывая о помощи, но однополчане уходят, не оборачиваясь и не реагируя на вопли неудачников.
Одним словом, животные...
Весь двор Цитадели завален слоем золы и остатками почерневших туш. Внутренняя сторона стены из темно-зеленой стала абсолютно черной от слоя копоти.
Пристально осматриваем поле боя за пределами Цитадели. Ни одной живой твари в радиусе нескольких километров, если не считать мелькающих на фоне гор недобитых остатков некогда грозного войска. Лишь шевелящийся под дуновениями ветра пепел, какие-то ошметки и трупы. Горы трупов, мертвым ковром покрывающие камни Пустоши.