Две дамы с попугаем
Шрифт:
Видимо, ругань подняла у противника боевой дух, потому что он как клещами схватил Надежду за вторую ногу и, как она ни упиралась, потащил назад. Надежда ничего не могла поделать — враг был сильнее. Несмотря на все сопротивление, ее, — отбивающуюся руками и ногами, вытащили на свет.
В первый момент она даже зажмурилась — после кромешной темноты каменного лаза свет казался ослепительным, но глаза быстро привыкли, и Надежда увидела, что находится в такой же келье, как та, которую они с Алкой недавно покинули.
Комната была слабо освещена переносным электрическим
В неверном свете фонаря Надежда рассмотрела находившуюся в келье компанию. Она увидела мужчину лет сорока — мрачного, насупленного, с густыми сросшимися бровями, еще одного — помоложе, с какой-то бараньей внешностью, и женщину. Всмотревшись лучше, она узнала ту самую Елену, за кем они следили в Петербурге с Валей Голубевым.
И еще она, конечно, увидела Алку — несчастную, связанную Алку, угрюмо смотрящую из угла.
— С прибытием! — иронически приветствовала Надежду Елена. — Без вас нам явно чего-то не хватало!
— Во-первых — мозгов, — немедленно ответила Надежда, срочно отряхиваясь от сенной трухи и пыли веков, собранной по пути, — во-вторых — совести, но это атрибут для вас не знакомый, и его отсутствия вы бы просто не заметили!
— Ах какие мы остроумные! — злобно прошипела Елена. — Свяжите ей руки!
«Баранчик» подошел к Надежде с веревкой и схватил ее за руки. Надежда сделала вид, что потеряла равновесие, и ловко наступила ему на ногу, да еще перенесла весь вес на каблук, а когда он завопил от боли и собирался от нее отскочить, ткнула ему кулаком в солнечное сплетение, причем постаралась вложить в этот удар всю свою силу, и ей это удалось. «Баранчик» схватился за живот и осел на каменный пол, очевидно, он вовсе не ждал от Надежды такой прыти.
Увидев эту сцену, которая заняла не больше двух секунд, Елена бросилась на Надежду, как тигрица, и залепила ей мощную затрещину. Надежда и тут не растерялась и вцепилась ей ногтями в лицо, но подоспел мрачный тип и связал Надежде руки, причем очень туго.
— Ах ты, стерва! — проскрежетала Елена, доставая из кармана носовой платок.
Надежда скромно потупилась, с удовольствием наблюдая, как на лице у Елены набухают кровью две здоровенные царапины, и она, злобно шипя, протирает их французскими духами из флакончика.
— «Нина Риччи»? — поинтересовалась Надежда. — Почем брали? Мне такие муж в прошлом году на день рождения подарил.
— Заткнись, зараза, а не то я тебе все почки отобью!
— Как неинтеллигентно! Духи у вас французские, а методы какие-то уголовные. И лексикон соответствующий. Позвольте, мадам, поинтересоваться: что вы потеряли в этих сырых и очень вредных для здоровья и особенно для цвета лица стенах? Уж не чужого ли мужа, случайно?
— Ты, наконец, заткнешься, зараза?
Или мне кляп тебе в рот засунуть? Это я тебе буду вопросы задавать, и ты мне на них ответишь как миленькая! У меня методы, может, и уголовные, зато очень действенные!
— Ума не приложу, какие у вас могут быть ко мне вопросы? У меня ничего вашего нету, это вы у моей подруги мужа похитили. И кроме того, убили собаку, за что вам вообще прощения не будет ни, на том свете, ни на этом!
— Гаврюшу я тебе еще припомню! — подала Алка реплику из угла.
Первый шок у нее прошел, она понемногу пришла в себя, в ней взыграла жажда мщения. Надежда продолжала психологическую войну, надеясь, что Елена, разозлившись, в сердцах выложит ей какую-либо полезную информацию.
— Судя по тому, о чем вы так мило беседовали, когда мы вынуждены были присоединиться к вашей компании, даже свои уголовные делишки вы не умеете делать как следует, и Алкиного мужа вы упустили…
— Я тебе сказала — заткнись!
— А раз вы его упустили, то он очень скоро приведет сюда эстонскую полицию.
Так что нам не придется долго терпеть вашу компанию…
— Заткнись, сука!
—..и переносить ваши ужасные манеры.
Елена закончила обрабатывать царапины на своем лице, и по выражению этого лица Надежда сделала вывод, что больше ее злить не следует, а то она перейдет к мерам физического воздействия, что ей явно не впервой. Но напоследок очень хотелось кое-что высказать.
— Вы, придурки, — начала Надежда понятным для бандитов языком, — вы что же думаете, что вам так и позволят людей безнаказанно убивать? Да сюда к вечеру столько полиции понаедет, что вас как крыс из этой норы выкурят! А как узнают, что этот Герберт иностранец был, так еще и Интерпол подключат. Замок весь обложат, все ходы-выходы перекроют, думаете, только вы одни можете тут ориентироваться? Найдут людей, которые тут как рыбы в воде, и быстренько вас повяжут.
И как у вас ума хватило этого Герберта на свет Божий вынести, оставили бы тут где-нибудь, так нет, они потащили его наверх и еще царапины сделали, как будто это привидение поработало. Идиоты, да и только!
По тому, как скривилась Елена, Надежда поняла, что ударила по самому больному, что Елена уже выругала своих помощников за смерть Герберта и за то, что оставили его наверху. Надежда решила ковать железо, пока горячо:
— И что вы, интересно, не поделили с бедным американцем? Библию не нашли, а человека уже пришили, а за это, между прочим, смертная казнь полагается. Кстати, следы у него на лице уж не от вашего ли, мадам, великолепного маникюра?
Елена злорадно улыбнулась и ответила:
— А вот это вы скоро узнаете, от чего на лице остаются такие следы. То, что ты, стерва, с моим лицом сделала — это детские игрушки! Но я тебе это припомню, когда ты мне все, что знаешь, расскажешь. У тебя такое же на лице будет, как и у покойничка!
Так что ждите, скоро все увидите.
— Как бы вас самих не сцапали раньше времени, а тогда за все ответ держать придется! И дачку ту в Рейволово вам припомнят, и тех покойничков! — Краем глаза она заметила, как «баранчик» слегка побледнел.