Две головы лучше
Шрифт:
Ах, черт побери, если бы мне хватило ума записать мой «сон» на магнитофон!
Сейчас я ни в чем не была уверена. Ни в чем. Одни догадки – без доказательств. Я брожу в темном лесу и только чуть-чуть впереди, сквозь ветки, вижу нечто более-менее похожее на выход.
Догадки?
Вымыслы?
А если через них есть вероятность выхода? Скажем, отметаешь один выход, находишь другой? «Вот он змей, в окне маячит…» Никто, правда, пока не маячит, только смутная тень, но и она начинает обретать
А это не так уж мало! Конечно, еще рано воскликнуть: «Ай да Саша! Какая ж у Саши золотая голова!»
Пока еще тебя бьет как в лихорадке и мысли уплывают куда-то в пространство, не давая поймать себя за маленькие хвостики. Но по крайней мере, где-то в конце этого туннеля забрезжил свет, и это дает надежду, что завтра…
– Сашенька?
Я обернулась.
Голос Ларчика вырвал меня из моего оцепенелого состояния.
– Что с тобой происходит? Тебя всю колотит, как в лихорадке… Если ты обиделась из-за Лизы…
О господи!
Если бы я не была так озабочена происходящим, я бы расхохоталась истерически! Надо же быть таким самонадеянным типом! Он думает, я схожу с ума от ревности!
– Все нормально, – выдавила я из себя улыбку. – Просто маленькие личные проблемы… Не более того.
Он продолжал смотреть на меня озабоченно.
– Судя по твоему виду, не такие уж и маленькие, – с сомнением покачал он головой. – Попробую догадаться – это из-за того типа, который разыскивал тебя ночью?
Надо же! Просто Ниро Вульф какой-то!
– Ларчик, когда вся эта история закончится, я не премину подарить тебе орхидею, – фыркнула я. – Твои детективные способности потрясают!
На этот раз он остался равнодушным к моей колкости. Ничего не ответил, просто спросил снова, чем он может мне помочь. И не соглашусь ли я рассказать ему, в чем дело.
Мне ужасно хотелось все ему рассказать. Но я помнила об условии. Я должна молчать. Значит, мне надо выкручиваться в одиночку. Иного выхода нет. Разве что Пенс. Он в условиях договора не значился, значит, моему бедняжке опять придется находиться рядом со мной в минуту опасности!
– Не могу, Андрей, – вздохнула я. – Дело это касается не только меня. Вот когда все закончится, я тебе расскажу.
Если, конечно, останусь жива, хотела добавить я, но воздержалась.
Половина откровенности – почти откровенность.
– Мне надо ненадолго уйти, – сказала я.
– Ты вернешься? – спросил он.
– Конечно, сегодня я приду еще…
Черт побери, у меня это получилось так, будто завтра я могу сюда не прийти!
А ведь и правда – могу…
Подавив огромное искушение разреветься и поведать Ларикову все, что произошло сегодня ночью, я быстро оделась и, только оказавшись на улице, смахнула с век дурацкие, злые слезы.
Сейчас я казалась самой себе маленькой и хрупкой, как эта лысая еще веточка, послушно болтающаяся под ветром.
– Вот и нет, – прошептала я, сердито глядя на небо, как нарочно, из голубого превратившееся в серый свинец. – Я сильная и большая. И не с такими проблемочками Саша справлялась, между прочим!
Странно, но это самовнушение оказало свое действие. Я пришла в себя, спрятала свой страх поглубже и отправилась прямиком к треклятому дому, в котором нашла приют целая банда отравителей.
«Коль скоро суждено навек уйти мне в дальние края, а я всего лишь человек, не из железа плоть моя, и бесконечно жизнь ничья не может длиться на земле…»
Однако мрачные стихи приходят мне на ум! Да и в душе моей звучит «Малагенья» – траурное песнопенье древних испанцев!
Я вздохнула. Дом уже был передо мной, загадочный и мрачный. Теперь загадочные орнаменты на цоколе казались мне каббалистическими знаками, призванными охранять чужое Зло, дабы сделать его бессмертным.
– «И бесконечно жизнь ничья не может длиться на земле», – шепотом повторила я строчки Вийонова творения. – Проще говоря, из земли пришед – в землю отыдеши… И совершенно не обязательно, что это пророчество относительно моего будущего. Нет уж, милые мои, потрясу я завтра ваш гадюшник, вот только сначала мне надо убедиться в моей правоте.
Открывшаяся дверь в подъезд заставила меня отпрянуть в тень. Надеясь, что я не очень заметна в этой нише, образованной стеной дома и оградой, я не сводила глаз с человека, вышедшего оттуда.
Он остановился, на мгновение глянул прямо в мою сторону, причем мне показалось, что он меня видит.
Я уползла глубже в тень.
Моя тревога оказалась напрасной – Таманцев просто искал в карманах перчатки. Найдя, он натянул их на руки и пошел вдоль улицы!
Естественно, я отправилась за ним. Не то чтобы меня разбирало бестактное и неуместное любопытство, куда может направиться человек в свободное время, а…
Но пока я умолчу об истинных причинах своего интереса к этой личности.
Все-таки презумпция – она и в Африке презумпция, без решения племени тебя каннибалы есть не имеют права…
Я могла ошибаться. Мне надо было взвесить все «за» и «против» и найти верное решение.
Увы, я не Ниро Вульф, и, чтобы понять истину, мне недостаточно глубокого размышления. Нет у меня такого дара, хоть тресни!
Поэтому иногда приходится работать больше ногами, чем головой. Что я сейчас и проделывала, идя за Таманцевым вдоль проспекта, иногда ныряя в подъезд или прячась за угол, чтобы он меня не заметил.