Две грани судьбы
Шрифт:
– Я люблю тебя, Кончита, ты мне нужна, – сказал он, и начал расстегивать лиф ее платья.
– Что ты делаешь? – испуганно воскликнула девушка. – Это нехорошо! Мне так не нравится!
Но он продолжал обнимать ее, и закрыл рот ей поцелуем.
– Тихо, тихо, – сказал он. – Разве ты не любишь меня? Я так тебя ждал, так желал, а ты мне отказываешь!
Кончита высвободилась из его объятий.
– Это неправильно, то, что ты хочешь сделать, – сказала она. – Мы ведь еще не поженились.
– Ну и что, многие так делают, ты просто наивная, жизни не знаешь!
Кончита почувствовала себя нехорошо. Ей захотелось уйти. Она поправила платье.
– Отвези меня домой, – сказала она.
Молодой человек не сказал ни слова, повернулся и молча пошел назад. Кончита следовала за ним. Ей было очень обидно и неприятно.
Они не проронили ни слова до самого выхода из садов. У ворот торговцы продавали сладости.
– Луис Энрике, давай купим что-нибудь вкусненького! – попросила она.
Он сердито посмотрел на нее.
– У меня не очень много денег, – пробурчал он. – Ну ладно, так и быть, если ты так сильно хочешь, пожалуйста.
Он подошел к торговцу и купил для нее какую-то дешевую конфету.
– А ты? – спросила она.
– Я не хочу. Трогай! – сказал кучеру.
Кончита посмотрела на конфету и положила ее в карман.
Всю дорогу они молчали.
– Ну не сердись, Луис Энрике, – пыталась наладить разговор Кончита. Но молодой человек не намерен был мириться. Он долго не прощал обиды.
Кончита была разочарована. Совсем не этого она ждала от своего друга, в ее фантазиях их встречи с Луисом Энрике представлялись совсем другими. Она вдруг вспомнила про Хулио Сэсара, и где-то внутри ее промелькнула мысль, что, наверное, зря она отказала ему.
Они подъехали к ее дому. Кончита вышла, обернулась на своего спутника, но он едва удостоил ее взглядом.
Экипаж уехал, прочь увозя ее любимого, который даже не попрощался с ней.
Кончита вошла в дом, и направилась в свою комнату, но по дороге встретила отца. Его вид не предвещал ничего хорошего. Девушка сжалась, приготовившись выслушать от него все самое плохое, что он про нее думает. «Как всегда!» – подумала она.
Дон Альберто долго отчитывал свою дочь за то, что она без спросу уехала из дому с молодым человеком. Он говорил ей о том, что она не уважает своих родных, что не соблюдает правила приличия, и что ему стыдно за нее.
– Ты совсем не умеешь себя вести, Мария Консепсьон, не понимаешь, что делаешь! – возмущался он. – Натворишь всяких бед, а мне за тебя отдуваться! Мы – уважаемые люди, мне стыдно за то, как ты себя ведешь!
Девушка молчала. Она слышала эти слова уже много раз, и уже привыкла к этому. Более того, где-то в глубине души у нее уже утвердилось убеждение, что она и в самом деле какая-то неполноценная, нехорошая, и она уже много лет жила с этим чувством вины – не зная, за что.
После смерти ее матери и бабушки ей совсем не с кем было поговорить. Кончита замкнулась в себе, храня где-то в глубине души свои горести и печали.
Ее младший брат тоже был, как сирота. Он ни с кем не общался, кроме своей сестры, но и между собой они мало разговаривали. Обычно девушка просто сидела молча рядом с ним в его комнате, иногда обнимая своего брата. Но душа Мигеля была закрыта на замок еще более тяжелый, чем ее собственная.
Время от времени она исповедовалась в церкви, как и полагается, но эти исповеди носили чисто формальный характер. Кончита ходила в храм на мессы, потому что все так делали, но в душе не чувствовала никакого отклика. Ей казалось, что Бог и его Святые где-то на небесах, но она к этому не имеет никакого отношения.
– Завтра я вас с Мигелем отправлю в имение на все лето, – распорядился дон Альберто. – И чтобы этот Вильяверде и близко не подходил к нашему дому. Надеюсь, там он тоже не появится. Иди, собирайся, и брата собери тоже.
Девушка вздохнула и отправилась к себе в комнату. Она сняла шляпку, платье, и облачилась в свой пеньюар. Ей не хотелось ни о чем думать. Она чувствовала в глубине души, что отец прав и желает ей добра, но обижалась на него за черствость. Никогда она не слышала от него в свой адрес ни одного доброго слова.
В душе ее была пустота. Девушка ждала от своего любимого той теплоты и понимания, которого ей недоставало в собственном доме, но, похоже, этого молодого человека интересовало лишь одно – он хотел физической близости с нею, а ее душевные переживания, ее мечты и желания были для него совсем не интересны.
Кончита выпила воды из графина, достала конфету, которую ей купил Луис Энрике, и съела ее. Потом вздохнула, и стала собирать свои вещи для поездки в имение.
Глава 5
Стояло ранее утро. У парадного входа дома Фернандес Ибарра стояла карета, запряженная четырьмя лошадьми. Слуги выносили из дома багаж для путешествия. Кончита и ее брат Мигель отправлялись в родовое поместье семьи Фернандес, находящееся в прекрасном местечке Альмуньекар, недалеко от морского побережья. Это было старинное мавританское поместье, доставшееся предкам дона Альберто еще от бывших хозяев Гранады. Младшим детям хозяина дома предстояло провести там все лето.
От города до поместья было несколько часов пути. Альфредо, старший сын, должен был сопровождать младшую сестру и брата до места назначения.
Кончита, одетая в дорожное платье, стоя на балконе, смотрела, как слуги выносят из дома последние вещи. Мигель уже был на улице, готовый сесть в карету. Рядом с ним находились дон Альберто и Альфредо, беседуя о своих делах.
– Кончита, где ты там? – спросил дон Альберто, оглядевшись и не увидев своей дочери рядом с ними.
– Я уже иду, – ответила девушка, уходя с балкона.