Две любви
Шрифт:
Несколько испуганная неподвижностью и молчанием Жильберта, она назвала его по имени.
— Что с вами, Жильберт?
Он тряхнул своими широкими плечами, как будто только что проснулся, и улыбка молодой девушки отразилась на его лице.
По крайней мере, её голос не изменился, и первый звук вызвал в Жильберте любимое с детских лет воспоминание.
Он приблизился, протягивая обе руки, которые Беатриса взяла, когда он был возле неё, и удержала в своих. Слезинки показались на её глазах, весёлых, как цветы при падении росы, а её бледные и нежные щеки покрылись краской,
Лицо молодого человека было спокойно, а сердце билось не торопясь, хотя он был очень счастлив. Он привлёк её к себе, как делал часто в детстве, и она казалась ему маленькой и лёгкой. Но когда он хотел её поцеловать в щеку, как делал прежде, она быстро выпрямилась. Тогда в нем что-то содрогнулось, однако думая, что причинил ей боль, он отпустил её и странно засмеялся. Она ещё более покраснела; затем её румянец вдруг исчез, и она отвернулась.
— Как я не нашёл вас раньше? — спросил Жильберт нежно. — Были ли вы с королевой в Везелее и во все время пути?
— Да, — ответила Беатриса.
— И вы знали, что я в армии? — спросил он.
— Да, — отвечала она, — но я не могла прислать вам весточки. Королева мне не дозволяла.
Она обернулась, как бы со страхом.
— Если королева узнает, что вы здесь, то вам будет плохо, — прибавила она, отталкивая его от себя.
— Королева всегда была ко мне добра, — сказал он, не отстраняясь от неё. — Я её не боюсь.
Беатриса не хотела к нему повернуться и молчала. Он также безмолвствовал, но старался привлечь её к себе. Она оттолкнула его руку и покачала головой. Кровь подступила к его щекам, и он вспомнил, что почувствовал нечто подобное в Везелее, когда королева пожала ему руку и поцеловала его.
— Сядем здесь и поговорим, — сказала Беатриса. — Мы не виделись уже два года.
Она направилась к покрытой мхом скамье и села на неё. Он стоял с минуту в нерешительности, но не близко от неё, как бы он сделал в прежние времена.
— Да, — сказал он задумчиво, — прошло два года. Надо их забыть.
— И между нами, какими мы были, и какие мы теперь, есть нечто большее, чем время, — промолвила молодая девушка.
— Да! — произнёс Жильберт.
Он замолчал, и мысли его сосредоточились на матери; он знал, что Беатриса тоже думала о ней и о своём отце. Он не предполагал, что этот брак мог так же ужасно поразить Беатрису, как его, и что она так же много потеряла вследствие этого брака, как и он.
— Скажите мне, отчего вы покинули Англию? — спросил Жильберт молодую девушку.
— А вы… отчего вы оставили свой дом?
При этих словах она обернулась к нему, и на её лице показалась печальная улыбка.
— У меня не было более дома, — ответил он серьёзно.
— А разве у меня был? Как могла я жить с ними? — возразила она. — Нет, как могла я жить с ними, зная, что мне было известно. Я даже ненавидела их прежнюю доброту ко мне.
— Разве они обращались с вами дурно? — спросил Жильберт.
Глубокие глаза его померкли, когда встретились с её взором, и его слова медленно и ясно падали с его губ, как первые капли грозового дождя.
— Не сначала. Они приехали в замок, где оставили меня совсем одну после своей свадьбы, —
Жильберт задрожал и стиснул зубы; в то же время он, соединив руки на коленях, ожидал услышать большее. Беатриса поняла его чувство и заметила, что невольно огорчила его.
— Простите, — сказала она. — Я не должна была говорить об этом.
— Нет, — возразил Жильберт суровым голосом. — Продолжайте. Я ничего не чувствую, уже давно я ничего не чувствую. Сначала скажите, были ли они к вам добры.
— Да, — продолжала она, глядя в сторону, — они были добры, когда они вспоминали об этом, но они часто забывали. Впрочем, трудно было относиться к ним с уважением, когда я узнала, как они добились вашего наследства, и как она вынудила вас покинуть Англию и странствовать по свету. Кроме того, прошедший год я вдруг почувствовала, что я женщина и не могу долее переносить этого положения, видя, как она ненавидит меня. И когда у них родился сын, то мой отец восстал против меня и угрожал запереть меня в монастырь. Тогда я убежала из дома в тот день, как он отправился в Сток, а леди Года спала в своей комнате. Конюх и моя служанка, способствовавшие моему бегству, отправились со мной, так как отец приказал бы их повесить, если бы они остались. Я бежала к императрице Матильде, в Оксфорд. Вскоре после этого в письме к императрице королева Франции говорила, что меня могут прислать ко французскому двору, если я желаю. В этом желании королевы есть что-то, чего я не могу понять.
Она перестала говорить, и в продолжение нескольких секунд Жильберт оставался возле неё безмолвным, не потому что ему нечего было сказать, но наоборот из боязни сказать слишком.
— Так вы были в Везелее, — сказал он наконец. — Однако я искал вас повсюду и не мог увидеть.
— Как вы это узнали? — спросила Беатриса.
— Мне об этом написала королева, — ответил он, — и я приехал из Рима.
— Понимаю, — сказала молодая девушка спокойно.
— Что вы понимаете? — спросил он.
— Я понимаю, почему она помешала мне видеть вас, — ответила Беатриса. — Хотя вы были вблизи меня почти целый год.
Она удержала вздох, затем снова взглянула на воду.
— Я тоже хотел бы понять, — ответил Жильберт с отрывистым смехом.
Беатриса тоже засмеялась, но с другим тоном.
— Как вы наивны! — воскликнула она.
Жильберт быстро взглянул на неё, так как ни один мужчина, старый или молодой, не любит выслушивать от женщины, молодой или старой, что он наивен.
— Поистине, мне кажется, что вы не очень ясно говорите, — сказал он.
Очевидно Беатриса не была убеждена, что он говорит чистосердечно, так как она посмотрела на него продолжительно и серьёзно.
— Мы уже так давно не встречались, — сказала она, — что я не совсем уверена в вас.
Она откинула назад голову и, полузакрыв веки, обвела взглядом лицо Жильберта. На её губах блуждала неопределённая улыбка.
— Впрочем, — прибавила она, наконец поворачиваясь, — не может быть, чтобы вы были так наивны.