Две любви
Шрифт:
Она поднялась и встала против него смертельно бледная, со страстным выражением лица, глазами, воспламенёнными безумной любовью; против своего желания она протянула к нему руки.
— Как может женщина воспрепятствовать себе любить вас!.. — воскликнула она с жаром.
Она снова упала в кресло и закрыла руками лицо. Он стоял с минуту неподвижно, а затем преклонил перед ней колено, положив руку на ручку кресла.
— Я не могу вас любить, но, насколько я это могу сделать, не изменив другой, я отдам вам всю мою жизнь, —
Когда он произнёс последние слова, занавес во внутренние комнаты тихо приподнялся, и появилась Беатриса, рассчитывая, что королева одна. Она не слышала начала фразы и вся похолодела, не имея возможности ни говорить ни удалиться.
Руки Элеоноры упали.
— Я не могу отдать вам моей, — ответила она тихо. — Она — уже ваша, и я хотела бы, чтобы вы не были англичанином, прежде чем я могу быть вашей государыней и сделать вас великим человеком. Пусть я буду королева Англии, и вы увидите, что я сделаю из любви к вам. Я выйду за этого ребёнка Плантагенета, если это вам может служить на пользу.
— Государыня, — сказал Жильберт, — подумайте о вашей теперешней безопасности, король очень разгневан…
— Разве я думала о вашей безопасности, когда посылала вас впереди армии? Теперь, когда вы здесь, Жильберт, разве я не в безопасности?..
Её голос ласкал его имя, а губы её тяготели к нему; она положила свои руки ему на плечи; так как он стоял возле неё на коленях, то она склонила к нему голову.
— Лучший, честнейший и храбрейший из людей, — шептала она тихо… — Любовь моей жизни… сердце моего сердца… это последний раз… единственный раз… и затем прощайте…
Она поцеловала его в лоб и бросилась с ужасом из кресла, так как в комнате раздался другой голос, горестно воскликнувший:
— О, Жильберт! Жильберт!
Беатриса зашаталась и схватилась за занавес, чтобы не упасть; она смотрела на королеву и Жильберта с выражением ужаса.
Жильберт кинулся к ней и схватил молодую девушку, затем подвёл её к свету; она дрожала, как лист. Тогда она задрожала, отбиваясь от него, из опасения, чтобы он не обнял её.
— Беатриса! Вы не понимаете, вы не слышали!
Он старался заставить её выслушать себя, но напрасно.
— Я слышала! — воскликнула она, продолжая бороться. — Я видела! Дайте мне уйти. О, ради Бога дайте мне уйти!
Руки Жильберта разжались, и она удалилась на несколько шагов, горько взглянув на королеву.
— Вы выиграли! — воскликнула она прерывающимся голосом. — Вы добились его души и тела, как клялись. Но не говорите, что я не поняла!
— Я вам отдала его тело и душу, — ответила печально Элеонора. — Разве я не могу сказать ему «прощай!», как другие?
— Вы лживы, один лживее другого, — возразила Беатриса, бледная от гнева. — Вы мне изменяете и обманываете, вы сделали из меня игрушку…
— Разве вы не слышали, как, прежде чем я сказала ему «прощай!», он ответил мне, что не
— Он сказал это мне, а не вам; никогда он не сказал бы вам этого, вам, женщине, которую он любит.
— Я никогда не любил королевы, — воскликнул Жильберт, — клянусь своей душой… и святым крестом.
— Вы никогда её не любили?.. А жизнь спасли не мою, а её?
— Вы сами сказали, что я хорошо поступил…
— Это была ложь… жестокая ложь…
Голос молодой девушки ослаб, но жгучие слезы усилились, и она снова возразила:
— Было бы честнее давно мне это сказать; я не умерла бы от этого тогда, так как любила вас менее.
Элеонора приблизилась к ней и очень спокойно, с добротой произнесла:
— Вы не правы, — сказала она. — Сэр Жильберт послан королём с целью сделать меня узницей, чтобы увезти в Иерусалим сегодня же ночью. Подойдите, вы услышите разговор воинов.
Она проводила Беатрису до двери и приподняла занавес так, чтобы молодая девушка могла сквозь деревянные филёнки слышать шум многочисленных голосов и бряцанье мечей. Затем Элеонора привела её обратно.
— Но он не хотел захватить меня, — сказала она, — и предупредил об опасности.
— Не удивительно, он вас любит, — возразила Беатриса.
— Он не любит меня, хотя я люблю его; и он мне это сказал сегодня вечером, но я хорошо знаю, что он любит вас и верен вам…
Беатриса презрительно засмеялась.
— Верен? Он? В самых его серьёзных клятвах столько же правды, сколько в его ничтожных словах.
— Вы безумная, ребёнок, он во всю свою жизнь не лгал ни мне, ни вам… Он не мог бы солгать…
— Тогда он и вас обманул. Вы — королева и герцогиня, но прежде всего вы — женщина, и он играл вами, как и мной!
Она принялась смеяться почти дико.
— Если он обманул меня, то очевидно он обманул и вас, — ответила Элеонора, — так как он мне сказал очень ясно, что любит вас. Теперь я не хочу воспользоваться сделанной вами ошибкой. Да, я люблю его. Я люблю его настолько, чтобы отказаться от него, потому что он любит вас. Я так его люблю, что не хочу воспользоваться его предупреждением и избежать гнева короля, хотя я не знаю, что он и его монахи хотят сделать из меня. Прощайте, сэр Жильберт Вард; прощайте, Беатриса.
— Все это комедия, — сказала озлобленная молодая девушка.
— Нет, клянусь истинным крестом, это не комедия, — ответила королева.
Она ещё раз взглянула на Жильберта, затем удалилась величественная и печальная. Одним движением она отодвинула большой занавес и широко распахнула дверь; громкие крики рыцарей и оруженосцев, как волна, ворвались в комнату. Затем они сразу смолкли, когда Элеонора произнесла громким голосом:
— Я узница короля? Ведите меня к нему!
С минуту все молчали, затем гасконцы, сражавшиеся против короля, воскликнули с жаром: