Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста
Шрифт:
Нет… не пощечина, удар под дых.
Свинцовая пуля застряла в животе.
«Самое волшебное время года», – поет Адам Уильямс, и мне хочется задушить его так же, как мою грудь душит вес пятидесяти тысяч тонн кирпичей.
Чьи-то дрожащие пальцы гладят меня по спине, подобно прикосновению матери, но я знаю, что это не моя мать. Она никогда так не делала. Затем рука движется выше, ложится на мое плечо, сжимая его, и плач женщины прорезается сквозь песню.
Мама Люси. Фарра Хоуп.
Она какое-то время рыдает, а
Жаль, я не могу так же разрыдаться. Как бы мне хотелось плакать, горевать и ощущать то же, что я чувствовал на том холодном тротуаре, однако мое тело оцепенело и я хочу лишь спрятаться.
– Все будет хорошо, – шепчет она. Противоречит себе. – С ней все будет хорошо.
Ложь, ложь, ложь.
То же самое говорил отец в самую ужасную ночь в моей жизни:
– С ней все будет хорошо, сынок. Мы найдем ее. Она просто свернула не туда и скоро вернется.
А две недели спустя покончил с собой.
Было время, когда я думал, что он выбрал путь слабака. Теперь я даже не уверен, что виню его. Часть меня жаждет легкого, необременительного выхода, избавляющего от порочного круга боли. И я слишком хорошо знаю того, кто находится в центре всего этого.
Себя.
Полуживая Люси лежит на больничной койке из-за меня. Все началось с меня: я разбил ее хрупкое сердце, и у него не осталось другого выбора, кроме как расколоться и разорваться.
Словно прочитав мои навязчивые мысли, Фарра Хоуп вновь кладет свою руку мне на плечо.
Хоуп [1] .
Когда-то я верил, что данная фамилия идеально подходит такой девушке, как Люси, однако сейчас она будто насмехается надо мной.
– В случившемся нет твоей вины, – мягко произносит она, слишком мягко, отчего становится еще тяжелее.
Я поднимаю голову, упираясь локтями в колени и кладя подбородок на руки.
– Я поспособствовал этой ситуации, – мрачно бормочу. – Так что это моя вина.
1
Фамилия главной героини, Hope (англ.) – «Надежда».
– Не вини себя, Кэллахан. Она бы не хотела, чтобы ты признавался в подобном.
– Какая разница, чего она хочет. Такова правда.
– Правда в том, что Люси всю жизнь борется с болезнью сердца. Вот единственная истина. – Она устало вздыхает, грустное хныканье смешивается со звуками комнаты. – Она откладывала визит к кардиологу. Я так переживала, что подобное случится.
Закрыв глаза, скрежещу зубами.
– Она говорила мне, что такое может произойти. Что у ее сердца есть срок годности, а я только ускорил этот процесс. Это не просто случайное совпадение.
Еще один вздох раздается у моего уха, хватка ее руки на моем плече пытается противостоять правде.
– Она рассказала мне, что умирает, – добавляю я. Ярость и ненависть к себе – единственное, что заставляет мою кровь бурлить. – Умирает.
– Что? – Она вновь убирает руку, словно само слово ошпарило ее, так же как и меня, своими двумя ядовитыми слогами. – Она рассказала тебе, что умирает?
– Да.
– Не могу поверить, что она рассказала тебе… или даже посчитала нужным рассказать, – удивляется Фарра, ее слова полны эмоций и огня. – Ее состояние поддавалось лечению. У нас не было причин думать, что она не проживет долгую, счастливую жизнь. Приемы у врача всегда проходили хорошо, вот только в прошлом году она была так занята…
– Она явно этому не верила и, очевидно, оказалась права.
На несколько секунд повисает напряженная тишина, прежде чем вновь раздается плач.
Я наклоняюсь и закрываю уши, блокируя все звуки. Мы сидим так некоторое время. Фарра рыдает рядом со мной, ее всхлипы сливаются с веселой рождественской музыкой.
И я пытаюсь отключиться от происходящего вокруг.
Спустя какое-то время, может несколько минут или часов, в поле моего зрения появляется доктор. Сначала я вижу его ноги, синие штаны и белый халат. Потом его бейджик с набором букв, поскольку не могу их расшифровать, так как слишком ослеплен горем и безнадежностью.
– Добрый день. Меня зовут доктор Малком.
Живот скручивает так, словно он пырнул меня раскаленной кочергой.
Малком.
Гребаный Малком.
Парень по имени Малком, отвечающий за жизнь Люси, олицетворяет извращенную иронию.
Фарра хватает меня за колено, резко принимая сидячее положение, и ее тревога переходит ко мне.
– С моей девочкой все хорошо? – Плач матери Люси больше походит на настоящий крик, а слова полны ужаса. Ее хватка на моем колене усиливается, из-за чего я чувствую, как ее ногти впиваются в ткань джинсов.
Я безучастно смотрю на доктора в ожидании новостей.
Новостей, что она умерла, что я потерял ее, что убил ее.
– Мисс Хоуп находится в стабильном состоянии, – сообщает он.
Фарра издает еще один вскрик, на этот раз вопль радостного изумления.
Доктор продолжает говорить и объясняет детали, которые особо ничего не разъясняют. Медицинские термины и жаргоны. Бессмыслица. Я выуживаю только то, что могу понять и обработать в голове.
Остановка сердца.
Недостаточность сердечного клапана.
Ей повезло.
Предстоит проделать долгий путь.
Несколько недель реабилитации.
Она жива, она жива, она жива.
У меня перехватывает дыхание, и я тут же понимаю, что у меня еще есть возможность сделать вдох.
Хорошие новости.
Это хорошие новости.
– Это чудо, – произносит Фарра, обнимая меня.
Я инстинктивно поднимаю руку, слегка обнимая ее в ответ, пока мой разум сходит с ума.
Я не верю в чудеса с пятнадцати лет. С того дня, когда звезды перестали блестеть, светлячки – светить, а все песни приобрели грустный смысл.