Две могилы
Шрифт:
— В те времена, когда создавалась эта гравюра — сказала она, — газетными иллюстрациями занимались настоящие мастера. Чем бы они ни рисовали — тушью, карандашом или углем, — получались яркие, запоминающиеся картины, достойные размещения в газете. Они присылали свои работы в редакцию, и профессиональные граверы готовили по ним печатные формы, чтобы перенести рисунок на бумагу.
Она наклонилась к сложенному листу, который Фелдер все еще сжимал в руке.
— Я вспомнила, когда был сделан этот рисунок. Художнику нужно было проиллюстрировать цикл статей о многоквартирных домах Нью-Йорка. Он уже набросал эскиз, а затем предложил написать
— Где сейчас этот набросок? — нетерпеливо спросил Фелдер.
— Давно не видела его. Но в благодарность сестра подарила ему локон моих волос. Тогда подобные подарки были в порядке вещей. Я помню, что художник положил локон в маленький конверт и приклеил его к внутренней стороне папки.
Она помолчала.
— Художника звали Александр Винтур. Если бы вы разыскали эту папку, возможно, и локон нашелся бы. Понимаю, что это почти безнадежное дело. Но если бы вам все-таки удалось, простой анализ ДНК подтвердил бы правоту моих слов: мне почти сто пятьдесят лет.
— Да, — пробормотал Фелдер, качая головой. — Если бы.
Он записал имя художника на обороте фотокопии, снова сложил ее и поместил в бумажник.
— Еще раз спасибо за то, что согласились встретиться со мной, Констанс.
Он поднялся.
— Не стоит благодарности, доктор.
Фелдер пожал ее руку и вышел из библиотеки. Впервые с начала дня его походка приобрела упругость, во всем теле ощущался прилив энергии. Прежде доктору всегда было безразлично, доверяют ему люди или нет. Теперь что-то в нем изменилось.
Но что? И почему?
13
Д’Агоста посмотрел на свой сотовый телефон: без одной минуты час. Если то, что он слышал об агенте Конраде Гиббсе, правда, этот человек должен прийти с точностью до секунды.
Лейтенант чувствовал себя неловко. Его прежнее сотрудничество с ФБР по большей части проходило через Пендергаста, и сейчас он подозревал, что это даже хуже, чем полное отсутствие опыта. Методы и стиль работы Пендергаста, его менталитет были чужды, а то и вовсе неприемлемы для строгой дисциплины ФБР.
Лейтенант подумал о чашечке кофе из «Старбакса» и коробке с десятью пончиками из «Криспи крем», ждущих его в небольшой комнате отдыха позади кабинета, и еще раз проверил время.
— Лейтенант д’Агоста?
Гость уже стоял в дверях. Д’Агоста с улыбкой двинулся ему навстречу. Первое впечатление было благоприятным. Правда, внешность специального агента Гиббса оказалась уж очень стандартной: застегнутый на все пуговицы, внушительный, элегантный. Новый с иголочки костюм идеально сидел на его атлетической фигуре. Тонкие губы, загар, сохранившийся с последнего задания во Флориде, — д’Агоста наизнанку вывернулся, чтобы выяснить эту подробность. Но его открытый, приветливый взгляд, даже в сочетании с чрезмерной серьезностью, все-таки был куда лучше зазнайства и высокомерия.
Д’Агоста протянул руку Гиббсу, тот пожал ее — крепко, но не со всей силы, отрывисто и четко. Лейтенант обошел вокруг стола и провел агента в комнату отдыха.
Они уселись за столик и немного поболтали о том, как отличается погода в Нью-Йорке от климата Флориды. Д’Агоста расспросил агента о последнем задании:
Настораживало лишь то, что по ходу рассказа о своем последнем деле Гиббс становился все более красноречивым. И он ничего не ел… тогда как д’Агоста уже сжевал пончик с карамельным кремом.
— Вы, наверное, знаете, лейтенант, — продолжал Гиббс, — что мы в Квонтико составили подробнейшую базу данных по всем серийным убийцам, как часть программы Национального центра по анализу насильственных преступлений. Мы выделяем такие признаки серийного убийцы: это тот, кто выбирал себе жертв из случайных, не знакомых ему людей, кто убил трех и более человек, убивал исключительно ради удовольствия, действуя в определенной последовательности, которую мы обычно называем почерком убийцы.
Д’Агоста понимающе кивнул.
— В нашем случае совершено только два убийства, и под определение серийных они не подходят. Однако есть основания полагать, что это число может вскоре увеличиться.
— Безусловно.
Гиббс вытащил из портфеля тонкую папку:
— Как только капитан Синглтон позвонил нам вчера вечером, мы бегло просмотрели базу данных.
Д’Агоста наклонился вперед. Становилось все интересней.
— Мы хотели узнать, встречались ли в полицейской практике серийные убийцы, оставлявшие на месте преступления части собственного тела, имевшие похожий почерк et cetera [38] . — Он положил папку на журнальный столик. — Вот предварительные результаты, но это должно остаться между нами. Я вкратце изложу, если вы не возражаете.
38
И так далее (лат.).
— Нет, конечно же.
— Мы имеем дело с хорошо подготовленным убийцей. Очень хорошо подготовленным. Он образован, богат и непринужденно чувствует себя в обстановке фешенебельного отеля. Расчленение трупа не такой редкий случай, как можно подумать. Десятки убийц подошли бы под этот тип преступления. Но обычно они, наоборот, прячут какую-то часть тела жертвы, а не добавляют собственную. Так поступает только наш убийца. И в этом смысле он уникален.
— Интересно, — сказал д’Агоста. — И какие у вас возникли идеи?
— Начальник нашего отдела долго занимался этой темой и пришел к выводу, что убийца отождествляет себя с жертвой. Он словно многократно убивает сам себя, по частям. Вероятно, он ненавидит себя. Почти наверняка в детстве у него была психологическая травма — сексуальное насилие или издевательства. Возможно, ему часто говорили, что он плохой, что лучше бы он умер или не родился вовсе. Что-то в этом роде.
— Не лишено смысла.
— Преступник внешне ничем не отличается от обычного человека. Поскольку он не имеет внутренних запретов и способен говорить очень убедительно, чтобы добиться своей цели, то может казаться обаятельным и даже харизматичным. Но в душе он ужасно одинок и крайне нуждается в сочувствии.