Две половинки темной души
Шрифт:
– Почему ты не позвонил, не сообщил, что приедешь? – спросила она, налив ему вторую кружку чая. Костя тоже чаевничал вместе с ними.
– Так ты мне не велела. Разобиделась на меня…
– Было за что, – строго сказала Таня.
– Да ясен перец. Мозги тебе канифолил столько времени. Но я не специально, честно. Правда, очень хотел увидеться с тобой, да командировки проклятые. Только соберусь к тебе или вас к себе позвать, как вызывают…
И разговаривал он не совсем так, как раньше. Когда-то речь его была очень правильной. Илья много читал, поэтому имел огромный словарный запас. Иногда такую фразу
– И куда ты ездишь?
– В разные места, – туманно ответил Илья. Затем переключил свое внимание на племянника, который все это время крутился возле него: – Ну что, Валек, давай лапы подставляй, одаривать буду! – Пацан тут же сделал ладошки ковшиком. – Не, ты их разведи! Чтоб все поместилось!
Валентин сделал, как велели. Илья раскрыл свою огромную сумку и стал доставать из нее игрушки: пистолеты, машинки, супергероев. У Вали от восторга дыхание перехватило, и он только кряхтел, хотя должен был бы вопить. Он всегда был очень шумным в радости.
– Илья, куда столько?! – ахнула Таня. Она знала цену игрушкам, и, по ее подсчетам, брат истратил несколько тысяч.
– Это за все дни рождения, с которыми я племяша лично не поздравил. Иди, малой, играй. – Илья потрепал обалдевшего Валю по волосам, а когда тот унесся распаковывать подарки, обратился к Тане: – А теперь подарок сестренке. Ручку давай…
Таня нерешительно протянула руку. Ее запястье тут же обвил золотой браслет. Толстый, витой, с алмазной обработкой. Костя кривился, когда видел подобные украшения, говорил, что это «бабушкин шик», а Тане они очень нравились. Она вообще золото любила. В детстве мечтала иметь, как многие ее одноклассницы, сережки из этого драгметалла, но… Мама ей их не покупала. А те, что сама носила, в один далеко не прекрасный для всей семьи день сдала в ломбард. И Таня мечтала, когда вырастет, купить себе золотые сережки. И много-много чего еще… золотого! В двадцать лет она ходила увешанная украшениями, словно новогодняя елка. Покупала их в скупках и с рук. Такие, как ее мать-покойница, толкали золото за копейки. На главной свадебной фотографии она стоит, держа в одной руке букет невесты, другой цепляясь за локоть мужа. На всех пальцах, исключая большие, по кольцу. Костя, когда увидел снимок, долго смеялся. Именно он заставил Таню поснимать все свои «цацки», оставив лишь сережки и одно колечко. Но браслет, подаренный братом, она точно будет носить!
– Какая красота! Спасибо…
– Носи на здоровье! – Илья встал и расцеловал сестру. – А вот мужику твоему подарить нечего, извини. Но есть вот что! – Илья выудил из своей необъятной сумки бутылку виски. – Ты как, Костян?
– Я не пью, спасибо, – покачал головой тот.
Лицо Илюши стало кислым.
– Сеструха, ты тоже трезвенница?
– Нет, по праздникам выпиваю. Как, впрочем, и Костя.
– Сегодняшний день приравнивается к празднику!
Таня не спорила. Конечно, встреча с братом после долгой разлуки – радостное событие. Можно сказать, праздник.
– Только закуски у нас немного, – вздохнула Таня. – Рыба да рис. Могу открыть соленья. Знала бы, что ты приедешь, наготовила бы!
– Грей рис, открывай соленья, а я в магазин сбегаю.
И,
– Надолго он? – спросил Костя, едва за братом закрылась дверь.
– Не спрашивала еще… А что?
– Просто, если он надолго, я к матери уйду.
– Зачем? – испуганно выпалила Таня. – Всем места хватит! У нас кресло раскладывается, Валю на него положим…
– Дело не в этом…
– А в чем тогда?
– Не хочу я под одной крышей с уголовником жить. Даже если он твой брат.
– С чего ты взял, что он уголовник?
– Да это же видно невооруженным глазом. Сидел твой брат. Поэтому и не приезжал все эти годы и тебя к себе не приглашал.
– Нет, не может быть!
– Поверь мне, Таня. Он только недавно «откинулся».
У нее не было оснований ему не верить. Работая с людьми, Костя научился в них разбираться. А наговаривать на человека не стал бы. К тому же его вывод был логичен. Хотя, на ее взгляд, Илюша на уголовника не походил. Или она просто не объективна?
Она крутила в голове эти мысли, пока накрывала на стол. А когда услышала голос брата из прихожей, чуть не выкрикнула: «Ты сидел?» Но сдержалась. Спросит потом.
Илья притащил дикое количество еды. Всевозможные нарезки, баночки с икрой и паштетами, сладости, фрукты. Рыба с рисом потерялась на столе. А вот огурцы и помидоры нет. Илья закусывал именно ими и беспрестанно нахваливал.
– До чего вкусные у тебя соленья! – говорил он, хрустя огурчиком. – Сто лет таких не ел!
– Так женись. Супруга будет тебе вкусняшки готовить. Тем более у вас места урожайные. А у тебя свой дом. Это я все на рынке покупаю, а если со своей грядки…
Он только улыбался. А Таня ждала от него откровений. Она и выпивала с ним лишь за тем, чтобы Илья расслабился и раскрылся. Но брат, точно Штирлиц, больше слушал. В итоге Таня не выдержала и выпалила:
– Расскажи о себе правду!
– Да я вроде…
– Илья! Ты меня кормил байками много лет. Давай уже начистоту!
К тому времени они остались одни. Костя ушел спать. И Валя, периодически выскакивающий из комнаты, угомонился.
– У меня все хорошо, правда, – сказал Илья. – Но так было не всегда.
– Ты сидел?
– Это заметно?
– Не так чтобы очень…
– Я не хотел, чтобы ты знала. Сестренка, мне так стыдно… – И он склонил голову на сложенные на столе руки. Если бы они много выпили, Таня решила бы, что это спиртное так действует, но в бутылке еще оставалось виски. То есть приняли они граммов по сто двадцать. Ерунда даже для нее, хрупкой девушки, а Илья – мужчина крупный. – Я оттарабанил семь лет. Вышел два месяца назад.
– За что тебя… упекли?
– За… – И он замолчал.
– За?..
– Тань, ты только верь мне, ладно? – И лицо его стало такое… жалкое.
– Ладно…
– Я никому зла не причинил. Клянусь тебе.
– Я верю, верю…
– Меня обвинили в убийстве. За это и посадили.
– Но ты… ты не убивал?
– Да говорю же – нет! Повесили на меня чужое преступление.
– Кошмар…
– Да. Это был кошмар.
– Но ты же мне звонил… Как?
– Сейчас у каждого заключенного есть телефон.
– Ты должен был мне сказать…
– Зачем? Чтобы ты беспокоилась за меня и еще передачки посылала? Ты ведь это сделала бы, я тебя знаю.