Две повести о Манюне
Шрифт:
– А в чем мы будем выступать? – спросила Маня.
– О, у нас будут очень красивые платья. Светлые, скорее всего белые, с пышной юбкой по колено, с вышитым передничком. А на голову наденете ободки с разноцветными длинными лентами. Платья закажем в ателье, а вышить на фартучках попросим ваших мам. Головные уборы сами смастерим.
Головные уборы с разноцветными длинными лентами! Вышитые фартучки! Это же такая красота! Мы запрыгали от восторга.
Тетя Ано записала наши домашние телефоны в отдельную тетрадочку и наказала приходить два раза в неделю, по средам и пятницам, в шестнадцать ноль-ноль. Мы порадовались, что
Надо было идти домой и признаваться родителям и Ба, что мы без их ведома записались на танцы.
– А если ругаться станут? – ныла я, пока мы шли к Мане.
– Конечно, станут. Теперь они должны оплатить занятия, а потом еще на фартучках вышивать.
Мы постояли какое-то время возле Маниной калитки. Набирались смелости.
– Можно вперед нас скрипку выставить. Скрипку Ба точно ломать не станет, – предложила я, – а там, пока она будет на инструмент натыкаться, мы у нее извинения попросим. Авось она оттает.
Маня вздохнула, поправила съехавшую на лоб шапку, нащупала помпон.
– Если до помпона дотянется – оторвет.
– Не станет она портить шапку, которую сама же связала, – успокоила я подругу.
– Еще как станет! Ладно, сама порвет, сама и зашьет, – вздохнула Манька. – Пошли.
И мы пошли сдаваться. Маня выставила вперед скрипку, а я прикрыла подступы к нашим телам папкой с нотными тетрадями.
Ба натирала специальной полиролью большой комод, стоящий в холле. Пахло мастикой и немного – лимоном.
– Явились? – поздоровалась она.
– Ба, а я грациозная? – звонко спросила Маня, фехтуя скрипкой перед бабушкиным носом.
– Как армейский сапог, – хмыкнула Ба.
– А мы на танцы записались, – пискнула я. И прикрылась папкой.
Это был воистину счастливый день. Потому что Ба не только не стала нас ругать, а наоборот, похвалила и усадила есть наваристый борщ. Мы, обрадованные таким поворотом дел, съели безропотно все овощи и даже протерли хлебной корочкой тарелки до блеска. Определенно, наши будущие мужья обещали быть расписными красавцами! [18]
18
Справка для тех, кто не читал первую книгу о приключениях Манюни: Ба каким-то образом умудрилась так задурить девочкам головы, что те поверили: красивые мужья им достанутся только в том случае, если их тарелка из-под тушеных овощей будет всегда оставаться идеально чистой.
Ба сидела напротив, читала очередной номер журнала «Здоровье» и периодически вставляла какое-нибудь веское слово в наш бесконечный птичий щебет. На десерт нам выдали по куску бисквита, щедро намазанного желтым слоем взбитой сепарированной сметаны. Мы умяли бисквит, заели его яблоком и какое-то время сидели выпучившись. Переваривали еду.
А потом Маня вспомнила про шапку.
– Ба, ты можешь и Нарке такую шапку связать?
– Какую? – встрепенулась Ба.
– Такую, как у меня, красную с помпоном. Мы сегодня шли по улице, и все оборачивались на меня, а одна тетечка велела тебе передать, что это прелесть, прелесть, – подражая тону тетечки, рассказала Маня.
– А вы случайно не запомнили, как эту тетечку зовут? Ну, хотя бы приблизительно? –
– Неа. А что?
– Неважно. Если еще кто-то спросит тебя о шапке, говори, что ее связала тетя Фая.
– А почему? – удивилась Маня.
– А потому. Чтобы потом не приходили и не просили им тоже связать такие шапки, ясно? Видишь, ты уже для Нарки просишь. А потом еще другие придут. И что мне делать? Всему городу шапки вязать?
– А Нарке свяжешь?
– Пусть Нарка у своей мамы спросит. Если Надя согласится, то и Нарке свяжу.
Мы с Манькой вылезли из-за стола.
– Спасибо, Ба, – чмокнула я в щечку Манину бабушку. – А можно Манька меня до дому проводит?
– Можно, только быстро, а то уроки еще делать.
– Я мигом, одна нога здесь, другая там, – заверила ее Манюня и схватилась за скрипку.
– Ты зачем скрипку берешь? – удивилась Ба.
– Чтобы вперед себя выставить.
У Ба глаза полезли на лоб.
– То есть как это?
– Ну, а если Теть-Надя ругаться будет? Вдруг Каринка уже успела что-то учинить, и у Теть-Нади плохое настроение? Она рассердится, захочет побить Нарку, а я ее скрипкой прикрою.
Манька всучила Ба футляр, деловито нахлобучила шапку, взбила помпон и отобрала скрипку обратно.
– Пошли, Нарка.
Ба наконец очнулась и выдрала у внучки несчастный инструмент.
– Я позвоню Наде и предупрежу, что вы записались на танцы. И ругать она вас не станет. Обещаю.
– Ура, – обрадовались мы, – спасибо тебе, Ба, ты мировая бабушка!
Это бесконечное счастье – гулять по городу с подругой. Кругом еще зима и холодно, но снега осталось совсем чуть, только на верхушках холмов да за полуразрушенным сараем старьевщика дяди Славика. За этим сараем остановилось время – там дольше всех лежит снег и в самую жару цветут фиалки. Скоро закончится зима, и настанет сумасшедший март. А следом придет апрель.
Апрель – удивительный месяц. В апреле много радости и печали. В апреле день рождения Ба. В апреле Пасха, мы поедем в гости к бабуле на освященные куличи, обязательно возьмем с собой отварной форели, ведь Христос был рыбаком, и на столе кроме всего прочего должна быть рыба. Выезжать придется очень рано, с робкими рассветными лучами, потому что первым делом нужно навестить могилу деда на старом армянском кладбище Кировабада. И я снова окажусь напротив частокола из белых крестов. Вот и я, деда, скажу, вот и я. И зажгу свечу в изголовье. Дед умер четырнадцатого января. Я родилась четырнадцатого января.
В апреле случится день, называемый в народе «убило старухиных козлят». Однажды погожим апрельским утром упрямая старуха не послушалась попа и вывела козлят пастись на луг. А потом грянула колючая метель и погубила всех. Когда в солнечный и безмятежный день налетает ледяная буря, вытаптывает робкое весеннее цветение и, вдоволь наглумившись, трусливо отступает, оставляя за собой руины, люди друг другу говорят – сегодня убило старухиных козлят.
В апреле наступает грустный двадцать четвертый день. В этот день папа ходит мрачнее тучи, а по радио передают симфоническую музыку. Мы тихо шушукаемся по углам и делаем скорбное выражение лица, а вечером обязательно навещаем дедушку. Приходит мсье Карапет, они на пару с дедушкой вспоминают и рассказывают, а мы, затаив дыхание, слушаем и запоминаем, слушаем и запоминаем. Мы уже большие, мы многое знаем.