Две повести о Манюне
Шрифт:
Дождавшись, пока в ванной зашумит вода, мы выползли из-за стола. Нужно было закопать яблоко.
– Одна нога тут, другая – там, – скомандовала Манюня.
«Одна нога тут, другая – там», – не получилось. Сначала мы закопали яблоко, потом полили его, потом решили подыскать ему место получше, а то мало ли, может, там, где мы его посадили, земля нехорошая, поэтому оно и не прорастает. И Манька, как заправский Моисей, сначала долго водила меня по саду, потом выкапывала яблоко и закапывала на новом месте – между грядками кинзы и укропа, а потом еще долго поливала его
– Мария! – пригвоздил нас к земле голос Ба. – Наринэ! Что вы там такое учинили?!
Мы выронили шланг и обернулись. Ба грозно выглядывала из окна – лицо красное, на голове кривенькой чалмой торчит полотенце.
– Это, Ба, – зачастила Манька, – мы тут решили грядки полить. Петрушку там, укроп.
– Идите домой, деточки, – ласково сказала Ба.
– Не пойдем, – пискнула я. – Ты нас побьешь!
– Не пойдете – убью! Выбор за вами.
Мы с Манькой переглянулись, виновато шмыгнули носами и потрусили к дому.
Ба ласково встретила нас подзатыльниками и повела в ванную – мыть руки.
– Вы гречку перебрали? – пророкотала она.
Гречка!
– Ба, мы совсем про нее забыли, но сейчас точно все сделаем, точно-точно!
Ба не поверила своим ушам:
– Вы что, до сих пор не перебрали ее?
– Мы забыли, – взвыли мы и заметались по ванной комнате. Правда, какой толк от этих «заметаний», если на пороге высится Ба и мимо просочиться категорически невозможно, а под ванну особо не спрячешься – она со всех сторон заложена кафелем?!
Ба, изрыгая проклятия, схватила нас за уши и поволокла на кухню.
– Аааааа, – орали мы, – отпустиииии!
– Не нравится? – приговаривала Ба. – А вы думаете, мне нравится по сто раз на дню одно и то же повторять?
Когда тебе хорошо повыкручивали уши, дело определенно спорится быстрее. Не прошло и двадцати минут, как мы с Манькой гордо продемонстрировали результат наших трудов – целое блюдечко камушков, зерен и другого мусора, которым щедро была сдобрена гречка.
– Ну как?
– Отлично! – Ба убрала со стола чашку. – Сейчас быстренько промоем ее и отварим, и будет у нас гарнир к котлетам.
– Зря ты нас заставляешь чистить гречку, – потирая зудящее ухо, задумчиво протянула Манька. – Вот подумай сама, зачем в ней много мусора?
– Зачем?
– Нет, ты подумай, – уперлась Манька.
– Я сейчас подумаю тебе! – рассердилась Ба.
– Ладно, так объясню. Нам в школе рассказывали, что, если есть медленно, пища усваивается хорошо. А если спешить и не прожевывать еду, то от этого желудок болит. Вот. Видимо, в гречку специально добавляют камушки, чтобы мы аккуратно жевали. Сидишь себе, как верблюд, тихонечко пережевываешь гречку, чтобы камушки под зубы не попадали. Заодно и желудку польза! А чистую гречку раз-раз – и всю проглотил. Разве это дело?
Ба закрутила кран и уставилась на внучку поверх круглых очков.
– Ну давай тогда ничего не мыть, зачем церемониться? Откопали картошку и сразу съели. Она вся грязная и к тому же сырая. Сидишь себе тихонечко, как верблюд, пережевываешь пищу, и желудку польза, и картошку жарить не надо.
– Нет, – забеспокоились мы, – ну как же так без жареной картошки? Жареная картошка очень даже нужна!
Ба достала эмалированную кастрюлю, засыпала туда гречку, посолила ее, положила кусочек сливочного масла, залила крутым кипятком и поставила томиться на маленький-премаленький огонь.
– Вот и не надо тогда глупости говорить, – хмыкнула она. – Пойдем, поможете мне набрать зелени и принести сыр из погреба.
– Пойдем, – радостно подскочили мы и, выдирая друг у друга миску из-под сыра, ринулись во двор. Сначала зашли в погреб и достали из рассола остро пахнущую головку жирной брынзы, а потом поскакали в огород – набрать свежей зелени. Петрушки там, укропа, базилика, зеленого лука и кресс-салата.
Ну и прямо там, между грядками базилика и кресс– салата, получили по заслугам. Потому что Ба сразу заметила разрушения, которые мы нанесли нежным побегам зелени активными поливальными работами, собрала наши шивороты в руку и отвесила каждой по подзатыльнику. И если бы не раздавшийся телефонный звонок, то мы простыми подзатыльниками не отделались бы, а так она нас легонько контузила и побежала отвечать на вызов.
Пока Ба разговаривала по телефону, мы еще раз откопали и закопали яблоко, набрали пучок разной зелени и, шмыгая носами, поплелись домой. Слушать нравоучения. Но нравоучений мы не дождались, зато застали в холле удивительную картину – прямо напротив комода с латунными семисвечниками, на ковре в тонкий восточный узор, танцевала Ба. Это был какой-то совершенно незнакомый нам, да и, наверное, всему остальному человечеству, танец. Ба выводила какие-то странные па, прихлопывала и притопывала и периодически, возводя руки к потолку, радостно визжала.
– Иииииии, – тонко тянула она и снова пускалась в пляс.
Мы просочились на кухню, оставили в мойке пучок зелени и осторожно выглянули в холл, в надежде, что Ба успокоилась. Но Ба не успокоилась. Теперь она, облокотившись на комод, выделывала ногами па и заодно разговаривала с портретами своих родственников, которыми была увешана вся стена.
– Видели? – приговаривала Ба. – Не, ну вы видели? Вот так вот!
– А чего это она? – шепнула я Маньке.
Манька растерянно глянула на меня, а потом обратно уставилась на Ба:
– Ба? Ты чего?
Ба обернулась к нам и радостно всплеснула руками.
– Меня пригласили на банкет!
– Ура! – запрыгали мы. – А что такое банкет? И зачем тебя пригласили?
Ба не стала нам отвечать. Она полетела в свою комнату, распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать одежду.
– В чем же мне пойти? – бубнила она себе под нос. – В синем платье? Или в голубом костюме? А может, надеть шляпку? М?
Она сдернула с верхней полки круглую, цвета сливочного масла шляпку с блестящей пряжкой на боку и нахлобучила на голову. Потом выдернула из шкафа синее тонкое платье, приложила его к себе, повертелась перед зеркалом.