Две силы
Шрифт:
– Понял, – проповедник вновь нервно дёрнулся на своей табуретке.
– Личные примеры это самое главное, – принялся наседать Чизман, – никому не интересно, что там, в далеком прошлом было. А вот если лично ты болел, а потом уверовал и резко выздоровел – вот это чудо. Человек сразу задумается над этим. Ведь у всех есть свои проблемы. Так и приводят к богу всех подряд, – он ненадолго замолчал, а потом добавил, – но это лишь самое начало! Там ещё много всего. Хочешь узнать больше – тащи нам попить. И еды! Должны же у вас кормить пленников!? Мяса какого-нибудь принеси, чтобы у нас были
– Я…. Сейчас вообще-то пост. Верующие ограничивают себя в пище, – проповедник поднялся со стула. Бережно положил на сиденье книгу, – а грешникам вообще запрещено есть. Чтобы как великий пророк искупали свои грехи смирением….
– Мы пока не в церкви, если что, – процедил программист, – тащи жрать! Это бесчеловечно морить людей голодом! Ясно? Хотите нас посвятить в свою веру – сначала поесть дайте!
– Я уточню у Старшего Инквизитора, – пробормотал тот. Спешно затопал куда-то к большим палаткам. Валера посмотрел на его удаляющуюся фигуру. Сплюнул на землю. Дотянуться бы до табурета, скинуть этот том в грязь. Проклятая инквизиция со своей глупой верой! Великий пророк, горящий куст! Тьфу.
– Знаешь, – бросил парень в сторону Чизмана, – думаю, я знаю, что случилось с нашим попаданцем.
– И что же? – угрюмо спросил тот.
– Поймала его инквизиция и тоже отправила на костёр, – с досадой пожал плечами парень, – что тут ещё думать-то? Они какие-то фанатики…
– Может, он как раз там самый главный, а? – спросил программист, – а знаешь, тогда у нас есть шанс. Попадем на суд. Увидим этого нашего попаданца, а он нас и отпустит.
– Не думаю, – пробурчал Валера, – нормальный человек с этими связываться не стал бы.
– Почему же? Вон в фэнтези постоянно такие есть. Целыми кучами. Какое же фэнтези без инквизиции и веры в свет? Паладины всякие, жрецы, монахи. Классика, знаешь ли…
– Ага. Нам эта классика сейчас так задницу поджарит, что…. – несчастный покачал головой. Подумать только! Совсем недавно он был в Красноярске! Ну, может месяц-два назад. Жил спокойной жизнью. Имел свои глупые проблемы…. А потом попал сюда. И всё покатилось. Покатилось туда, откуда, теперь не вылезти.
– Студент! – позвал Чизман из-за спины, – там этот не тащит нам воды?
– Тащит что-то, – глянул в сторону палаток парень, – кажется, кружку несёт.
– Замечательно, – пробормотал программист, – от его рассказов плеваться хочется, да только нечем, – усмехнулся он.
Проповедник принес им целую кружку воды. Сначала одному дал отпить глоток, потом другому. Поставил её на землю, снял книгу с табуретки и сел.
– Вот, – сказал он, укладывая томик на колени, – Старший Инквизитор разрешил вам сделать по глотку.
– По глотку? – выпалили оба. Чизман снова дёрнулся, но цепь надежно держала его. Он возмущенно воскликнул, – он, что совсем уже? Мы же тупо умрём по пути! Какой тогда суд и прочее, а?
– Ладно, – мужчина бегло огляделся по сторонам и вновь подал им кружку. По очереди они жадно выпили её до дна. Проповедник уселся обратно, – между прочим, я сильно рискую, – протянул он, – если они заметят – могут наказать.
– Твари, – фыркнул Валера. Он немного попил, но хотелось ещё. Выглотал бы, наверное, литра два сразу. А может и больше. Никогда за всю его жизнь так не хотелось пить. Даже эта половина кружки была просто божественной амброзией.
– Значит, мне нужно показать личный пример, – вздохнул их собеседник, потирая ладони. Задумчиво погладил себя по запястью левой руки.
– Давай. Думаю, это будет интереснее этой книжки, – бросил ему программист, – так что у тебя там за грехи?
– Мне кажется, надо говорить не об этом, – как-то замялся тот, – а о чём-то таком. Чудесном, святом…
– Ой, да брось! – поморщился Валера, – даже не знаю, какое должно случиться чудо, чтобы я вдруг поверил, – процедил он, – вряд ли у тебя такое найдется. Да и у остальных ваших ничего такого нет. Потому что это всё выдумки.
– Ну, рассказывай уже! Что там за страшные грехи, – поторопил проповедника Чизман, – такие, что тебе приходиться их замаливать, а?
– Знаете, лучше я расскажу вам, почему я пришёл к богу, – заявил мужчина, сложив руки перед собой, – только, наверное, это совсем не то, что нужно… Эх, – он тяжко вздохнул, – когда моя дочь умерла, я не знал что делать. Будто бы весь мир разрушился до основания. Топил свое горе в вине, бросил всё, что когда-либо делал. Потерял дом, землю. Но так и не смог смириться с утратой, – проповедник тяжело вздохнул, посмотрел на ладони, будто бы хотел увидеть там что-то особенное, – однажды, я шёл по переулку. Пьяный, грязный, – он стыдливо покачал головой, – а потом узрел ангела. Посланник Божий стоял прямо среди домов. Парил над грязью и лужами. У ног его лежали тела. Тела грабителей, что, наверное, поджидали меня, – из его глаз покатилась скупая слеза, – я тогда упал на колени. Воздел руки к нему. И свет озарил меня. Не помню, что я говорил. Но когда ангел выслушал меня, то ответил мне. Он сказал, что моя дочь отправилась на небеса. Что она счастлива там. А я должен искупить грехи, чтобы вновь увидеть её. Ибо бог забрал её из этого грязного мира, чтобы сохранить невинной и чистой….
Мужчина закрыл руками лицо, тихо всхлипнул. Плечи его затряслись. Он смог собрать силы и вновь заговорить.
– Теперь, я стараюсь искупить вину. Все свои грехи. Чтобы вновь встретиться с ней. Но у меня не выходит. Я пытался замолить их. Пытался бродить и проповедовать…. Но мало кого смог привести к свету. А когда та гора разлетелась на куски…. Я проявил трусость. Согрешил вновь и сбежал, – он сжал кулаки, – я слишком слаб.
– Дурь это! – выпалил Валера и рассмеялся, – ты просто нажрался и у тебя была белая горячка! Вот скажи, почему бог забрал твою дочь, а тебя тут бросил?
– Студент, – вдруг резко прикрикнул на него Чизман, – заткнись! – он напряг все силы и всё-таки смог натянуть цепь, чтобы взглянуть на проповедника, – трусость это не грех, слышишь? Может быть, бог спас тебя, чтобы ты дальше проповедовал! Подумай об этом! А твои грехи…. Подумаешь, пил! Это со всеми бывает! Особенно, после такого, – с горечью добавил он.
– Нет, мой грех не пьянство, – глубоко вздохнул тот, посмотрел на вечернее небо. Замолчал. Подумал. А потом переборол себя и сказал, – дело в том, что я был преисполнен ереси.