Две жизни в одной. Книга 2

Лагздынь Гайда Рейнгольдовна

Но тогда, вздыхая, задала встречный вопрос:

— А культура итальянская вас интересует?

Итальянская весна в Бергамо

— Вы привезли в Италию солнце! — приветствует Дина Клапинни в Миланском аэропорту, встречая первых посланцев города-побратима Твери. По улыбчивым глазам итальянца, руководителя программы от фирмы «Дайдалос», занимающейся вопросами международных связей по культуре, видно, что рад нам и яркому весеннему солнцу.

— А нам в самолете сказали, что за бортом +5! — высказался кто-то из ребят. — А здесь все +25!

Автобус фирмы мчит по широкой магистрали, лишенной обычных запахов выхлопных едких газов, из Милана в город-побратим Бергамо. Земля вокруг в изумрудном убранстве. Трава словно подстрижена под бобрик. Ветви

на деревьях еще без листвы, но сплошь покрыты желтыми, оранжевыми, сиреневыми пучками, будто украшены яркими бумажными цветами.

Каменный город в предгорье Альп в лучах яркого весеннего солнца, очень по-домашнему уютный. Неширокие улочки, нередко круто идущие вверх, мраморные лестницы-переходы. Между домами — удивительная чистота, аккуратность во всем. Жилые дома, в основном двухэтажные, с небольшими каменными и зелеными двориками, без грядок и клумб, с подстриженной зеленью, создают впечатление уюта, какой-то добротной сдержанности. К вечеру можно видеть мужчин, создающих возле своего дома зеленый оазис, заботливо подстригающих, причесывающих зеленую траву.

Неширокие асфальтированные дороги, часто с крутыми, но овальными поворотами связывают Бергамо с пригородом — поселками городского типа. Одно поселение плавно переходит в другое. Ни автобусов, ни троллейбусов, ни трамваев. Пустынные улицы. Одни частные машины да изредка женщины на велосипедах с корзинками. Никто на дороге не голосует дрожащей кистью на уровне живота. Кругом ни соринки, ни сломанного куста или дерева. Не видно крупных строек. Изредка проезжающие мимо маленькие бетономешалки говорят о том, что где-то тихо строят или что-то переделывают.

Государственный транспорт занимает на дороге господствующее положение. Его почтительно пропускают, сворачивая на обочину.

Поселили нас сначала в пансионате, похожем на многоярусное общежитие, где проживают, судя по лицам, рабочие из других стран. Потом ребят драматической студии разместили в кемпингах, что на каменистых нижних террасах альпийского предгорья, где солнце в утренние часы скользит по голубой глади лагуны с яхтами, лодками, лодчонками. В двух-трехместных кемпингах уютно, но отдыхать некогда. Все заняты подготовкой к выступлениям.

А еще за день до начала фестиваля запланирована поездка в Венецию. Вот она — Венеция, построенная на деревянных столбах, возвышается над водой. В лагуне единственным в мире стоит город-памятник, где вместо дорог — каналы. Проживало в то время в Венеции сто тысяч жителей. Ребят поразили не лодки-гондолы, а то, что дома каждый год опускаются на несколько сантиметров.

Начался фестиваль школьных театров «Рогаци ин Гамба» 10 апреля. Организован при участии фирмы «Дайдалос» — Ассоциации свободных ремесленников провинции Ломбардия, занимающейся проблемами международных связей по культуре, развитию детей путем приобщения к искусству. Финансирование — от итальянской фирмы «Иконнос».

Первый блин бывает комом

А чтоб хороший блин испечь, нужна еще и чудо-печь. Поехать в Италию на Международный фестиваль школьных театров предложил Евгений Евгеньевич Шестернинов, руководитель городского отдела народного образования, что было для меня неожиданностью. Хотя чему удивляться? Шестернинов бывал на моих спектаклях, хорошо осведомлен о работе с детьми, поэтому и предложил мою кандидатуру, попросив как писателя после возвращения в Тверь дать информацию в печать.

Я говорю не о том, из чего блин сотворен, а о том, в чьих руках будущий блин будет готовиться.

Итак, на автобусе из Твери до московского аэропорта, от Москвы до Милана на самолете. 1991 год. С 7 по 16 апреля в Италии. В составе взрослых — несколько человек. От администрации — Аршак Карпович Туниев, от Дворца пионеров — руководители театральной студии, одна из которых в Италии серьезно заболела и оказалась в больнице, еще девушка Елена от комсомола, кассирша московского Аэрофлота, жена Шестернинова — «туристы» — и переводчик по фамилии не то Гусев, не то Смирнов Юрий Васильевич, знавший, как оказалось, итальянский язык чуть больше пользователя русско-итальянским словарем. Юрий Васильевич еще в Твери занял позицию непризнания меня, ибо, как потом выяснилось, намеревался сам написать статью о поездке.

Режиссер же театральной студии С.В. Исраева из-за проявления профессионального эгоизма (знакомо мне — очень распространенная болезнь среди работников «культуры»), политически близорукая, думая, что я намерена вести переговоры о гастролях своего музыкального театра (а это был уже известный театр со званием «Народный коллектив», чего не имела дворцовая театральная студия), всячески препятствовала и явно ущемляла меня во всем. Как же прав был Никколо Паганини! Главное, Ю.В. и С.В. — «два сапога—пара» — лишили меня переводческой информации. Если переводчик что-то переводил, то так, чтобы мне не было слышно. Явно мужик был с «общественной кухни», «больной на голову». Поэтому приходилось всячески приспосабливаться, чтобы понять порой, где мы находимся и кто руководит тем или иным коллективом. А поддержки от «туристов» не было. Ходили просто сами по себе. Эта блокада со стороны двух взрослых людей была не просто какими-то закулисными театральными интрижками, к которым, видимо, привыкли и директор ТЮЗа — «переводчик», и мадам Исраева, а преступлением, предательством той страны, которая нас командировала как первых представителей, первых ласточек из России в город-побратим Бергамо.

К примеру, в одной из провинций, куда мы с ребятами приехали на выступление, зал оказался малонаполненным, мэр поселения сильно разволновался еще и потому, что я задавала вопросы-допросы. Он подумал, что я хочу на него пожаловаться. Мне же всего-навсего надо было узнать, где должна проходить наша встреча, кто здесь самый главный.

Если посмотреть в блокнот, который я храню, то страницы покрыты надписями с именами итальянских режиссеров, представителей ассоциации, названиями школ, не говоря о наименованиях, где проходили фестивальные спектакли. Итальянцы, видя такую работу переводчика, пытались мне помочь. Вот поэтому на страницах блокнота столько автографов, написанных печатными буквами.

Другой пример узколобости этих людей, взявших власть в свои руки, когда руководитель поездки была тяжело больна и находилась в госпитале. Туниев был в стороне, как и другие «туристки», жившие вне проблем фестиваля. Итальянское руководство, узнав, что в составе гостей есть писательница, то есть я, организовали встречу с поэтессой из Милана Антониеттой. А узнали, думаю, потому, что такая информация использовалась для переселения из пансионата в кемпинги с лучшими условиями. Меня вместе с «туристами» переселили в гостиницу «Локандо Палоззоло». Замечательно! Но таким образом еще больше изолировали от детей, с которыми я, как всегда, нахожу быстрый контакт. Но самое главное — отдалили от источников информации. Внешне — все хорошо. Руководство компании создали отличные условия для писательницы. Но по сути?

К слову...

Гостиница «Локандо Палоззоло» расположена возле моста через реку Адда. На заднем плане картины «Джоконда» Леонардо да Винчи нарисованы этот мост и река. К слову, скажу и о библиотеках. Посетили детскую библиотеку в провинции Сан-Петро, увидели книги писателей Л. Леонова, А. Чехова, Ф. Достоевского.

Встреча с Антониеттой Делл Ачте

Другой вопиющий случай произошел вследствие того, что ни Исраева, ни переводчик ничего мне не сообщили о встрече с гостьей из Милана. Я думала, что меня везут на ужин отдельно от театрального коллектива (так уже бывало), а меня, оказывается, привезли в кафе на встречу. Итальянские актеры, поэтесса Антониетта уже на месте. Не понимая, что происходит, отказываюсь присесть за столик, зная, что у меня нет ни лиры в кармане, собиралась вернуться в гостиницу. Представляете, в каком глупом положении я оказалась? И как проходила встреча двух поэтесс без переводчика? Я читала стихи на русском, она — на итальянском. Хорошо, что со мной была кассирша Аэрофлота, да и я что-то знала из английского языка. Наши представители власти, «два сапога пара», вот так представили меня как писателя. И откуда такая злость? Такая уродливая гадость таится в душах людей? Я снова, не говоря о других «воспитательных» действиях С.В. Исраевой, хочу только сказать: нельзя таких мелководных, попирающих честь своей страны, допускать к поездкам для встреч с детьми других стран.