Две жизни
Шрифт:
Главный бухгалтер, курносый, бритый старик в очках, не заглядывая в бумаги, доложил, что доход от цеха составляет шестьдесят два процента от общего дохода колхоза.
— Вы что думаете, я себе беру этот доход? — с обидой в голосе сказал Михаил Семенович. Он еще не терял надежды повернуть к себе председателя.
Но теперь, что бы он ни сказал, хотя бы и правду, Климов уже ничего не принимал.
— Не приписывайте мне вздорных мыслей! — резко сказал Климов и уставился на главбуха. — Вы находите правильным такое соотношение дохода к полям и фермам?
— Видите ли, если
— И это вы считаете нормальным, чтобы одни получали вдвое меньше, а другие вдвое больше? В одном и том же колхозе.
— А тут уж ничего не поделаешь. Кто в цеху, тот и больше, потому что работа более выгодная.
— Вы экономист?
— Специального образования у меня нет, но я бухгалтер, и постольку поскольку...
— Я тоже не экономист, по черное от белого сумею отличить. Разве вам не понятно, что перекачка рабочей силы с полей в цех губительно сказывается на развитии всего сельского хозяйства в целом?
— Моя область — финансы, — сухо ответил главбух.
— Ну, если только финансы, тогда подготовьте справку за прошлый год и за это полугодие о доходах по всем отраслям нашего хозяйства.
— Слушаю.
— И пожалуйста, поскорее.
Когда главный бухгалтер вышел, Осторожно прикрыв за собой дверь, Климов внимательно посмотрел на Михаила Семеновича, как бы стараясь еще глубже понять сидящего перед ним человека, занесенного непостижимым ветром судьбы в этот глубинный колхоз, и спросил:
— Ну, а что вы скажете о такой практике — или находите нормальным приоритет цеха над землей?
Михаил Семенович пожал плечами и, грустно улыбнувшись, ответил:
— Вы должны сами понять, я отвечаю за работу цеха, и тут никто не может меня упрекнуть. Я работал с полной отдачей всех своих сил. И, как вы слышали, преуспел. Вы теперь знаете, какой доход приносит цех. Шестьдесят два процента. Это не баран чихнул... Простите за сравнение. И если уж вы спросили меня, то позвольте и мне вас спросить: что будет с договорами? Судя по всему, вы не очень-то расположены их подписывать. Воздерживаетесь временно или надолго?
— Это будет зависеть, сколько у нас денег на текущем счету.
— Пригласить главного бухгалтера?
— Пригласите.
— Двадцать три тысячи пятьсот шестьдесят два рубля девятнадцать копеек, — еще в дверях начал докладывать главбух. — И еще, позвольте, — он протянул руку к телефонной трубке, набрал номер. — Людочка, пожалуйста, райбанк... Это Игнатий Сергеевич? Будьте уж так любезны, посмотрите, нет ли каких поступлений на наш счет... Есть, да? Какая сумма? Три тысячи двенадцать рублей? Откуда? Из Куйбышева, благодарю вас... Ну вот, к основной сумме следует прибавить еще и эту.
— Это что, перечисление по работе цеха? — спросил Михаил Семенович, хотя отлично знал, что из Куйбышева может быть только такое перечисление.
— Да, это за бобины, — ответил главбух.
— Кстати, очень выгодный заказчик, — заметил Михаил Семенович.
Климов отлично понимал, в чей огород летят камешки.
— Скажите, — спросил он главбуха, — на какое время нам хватит этих денег?
— Вы имеете в виду только зарплату?
— Все!
— Ну, учитывая, что сейчас такая пора, когда еще нечего сдавать государству или везти на рынок...
— На какое время нам хватит этих денег? До сдачи сена государству хватит?
— Сено не тот продукт...
— Молоко?
— Сдаем ежедневно, но этих денег и для одной первой бригады не хватит... Если хотите на откровенность, товарищ Климов, то я на вашем месте не спешил бы расправляться с цехом. Он, конечно, не главная отрасль в нашем колхозе, но главная статья дохода. И, смею вас заверить, от земли мы не станем богаты, нет. Верьте мне, я тут родился и живу всю жизнь, знаю.
— А я и не пытаюсь вас оспаривать. Верю вам. Но поймите, если все колхозы будут производить не хлеб и мясо, а всякие деревяшки и краски, — взгляд в сторону Сбытчика, — то позволительно спросить, что будет есть народ, скажем, через пять или десять лет?
— Но ведь можно и сохраняя меру, именно как подсобное, — робко заметил Сбытчик, в душе совершенно не робея.
— Об этом и речь. Давайте договора. — Климов взял их от Михаила Семеновича и стал просматривать. — Черт возьми, никогда бы не подумал, что в наше время могут быть такие шараги — трикотажная артель «Светлое будущее», а эта — имени Ленинского комсомола. Черт те что!
— Напрасно иронизируете, Иван Дмитриевич. Это такие же госпредприятия, как и все другие, — сказал Михаил Семенович.
— Не думаю. Давайте условимся: больше не заключать новых договоров, полагаю, нам и этих вполне хватит.
— Дело ваше, но, как правило, не все, конечно, но какая-то часть старых договоров закрывается, так что всегда возникает необходимость искать новых заказчиков.
— Воздержимся от новых.
— Ну, что ж, пожалуйста, тем более что я собираюсь идти в отпуск. Думаю, сейчас самое подходящее время.
— Не возражаю. — Климов подписал договора. — Какой вам полагается отпуск?
— Месячный.
— Это оговорено в соглашении? — спросил Климов главбуха.
— Да.
— Так-так, ну тогда давайте заявление.
Михаил Семенович тут же достал его из кармана.
— Ого, какая оперативность. На всякий случай взяли или специально заготовили?
— Я человек предусмотрительный, — улыбаясь одним ртом, ответил Михаил Семенович.
— Ну-ну, — качнул головой Климов и подписал заявление. — Произведите начисление.
— Слушаю, — сказал главбух.
— Благодарю вас, — подчеркнуто вежливо ответил Михаил Семенович, как бы говоря: «Вы меня обижаете, а напрасно, разве вы не видите, какой я хороший человек». Он еще и теперь не терял надежды склонить на свою сторону председателя. Сколько таких людей попадалось на его пути, и многих, очень многих постепенно приручал он, и они привыкали к нему, и он входил к ним в доверие. — Буду надеяться, что к моему возвращению из отпуска вы смените гнев на милость и по отношению к цеху, — мягко, как бы упрашивая, сказал Михаил Семенович.