Двенадцать евреев, которые изменили мир

Шевелев Владимир Николаевич

Он живо интересовался всеми политическими событиями своего времени. Но он еще писал длинные любовные письма, сочинял неплохие стихи, охотно участвовал в дружеских пирушках, сидел в карцере, дрался на дуэли. Если исходить из документальных свидетельств, в частности переписки Маркса и Энгельса, то можно сделать вывод, что Маркс видел в пролетариате главным образом орудие для своих личных амбиций. С одной стороны — его социалистическая деятельность, направленная на защиту обездоленных и преобразование общественного строя на началах справедливости, равенства и свободы. С другой — его стремление сделать это революционное движение средством для разрушения святыни в человеке. Недаром тот же Булгаков замечает, что образ Маркса «загадочно и страшно двоится».

Карл

Поппер считает, что Маркса от многих других его последователей отличала искренность в поиске истины и интеллектуальная честность: «Чтобы справедливо судить о марксизме, следует признать его искренность. Широта кругозора, чувство фактов, недоверие к пустой и, особенно, морализирующей болтовне сделали Маркса одним из наиболее влиятельных в мире борцов против лицемерия и фарисейства. У него было пылкое желание помочь угнетенным, и он полностью осознавал необходимость показать себя в деле, а не только на словах. Его главные таланты проявились в области теории. Он затратил гигантские усилия для того, чтобы выковать, так сказать, научное оружие для борьбы за улучшение доли громадного большинства людей... Интерес Маркса к общественным наукам и социальной философии в своей основе был практическим. Он видел в знании средство обеспечения прогресса человека». Но Поппер считает Маркса, несмотря на все его несомненные достоинства, лжепророком. Он указал направление движения истории, но его пророчества не сбылись.

По Миловану Джиласу, Маркс интересен прежде всего как пророк. Корни его миссии восходят к Библии, к тем предсказаниям, в которых древние пророки вещали «богоизбранному народу» и всему человечеству о неизбежном. «Если пророчество не что иное, как предвидение неизбежного, то тогда Маркс — самый прозорливый пророк эпохи индустриализации общества, размывания границ между умственным и физическим трудом и подчинения рода человеческого процессу промышленного производства. Но, как и всякий пророк, Маркс ошибся относительно конкретных меюдов и сил, посредством которых все это должно осуществляться».

Чрезмерная «эксплуатация» марксизма привела к тому, что его идеи стали восприниматься как универсальные. Марксизм превратился в догму, а взгляды Маркса были канонизированы. В умах последователей как бы возобладал именно пророческий элемент его воззрений. Да и в самом марксизме многие видят элемент религиозности. Ведь пророчества Маркса давали пролетариям в эпоху невзгод и страданий веру в свою миссию, в свое великое будущее. Карл Ясперс, к примеру, полагал, что притягательность марксизма определяется не его критикой социальной несправедливости, а основана на переживании древней мифологической концепции «мирового пожара» — разрушения и возрождения обновленного мира и рождения нового человека.

Маркс сотворил миф о пролетариате, который способен освободить человечество, приписав ему мессианские свойства. Как подметил Николай Бердяев, на пролетариат тем самым переносятся свойства избранного народа Божьего. Это секуляризация древнееврейского мессианского сознания, и тут материализм Маркса оборачивается крайним идеализмом. Миссия пролетариата есть предел веры. Марксизм есть не только наука и политика, но также вера, религия. И в этом, по Бердяеву, его сила.

Был ли прав Маркс? Анализу его теоретического наследия и практической реализации его учения посвящены горы литературы. Одни полагают, что марксистская теория и идеология были довольно искусными построениями, но они противоречили фактам истории и общественной жизни. Другие считают, что марксизм не устарел и продолжает «работать», но речь следует вести об «истинном» марксизме, а не искаженном последователями и эпигонами.

Одни авторы утверждают, что сам Маркс не был сторонником революционного насилия, не призывал к террору; все это — «заслуга» его последователей. Но с этим все же трудно согласиться. Маркс, наверное, был единственным в истории крупным философом, который призывал заменить оружие критики критикой оружием. Говорил он и о «революционном терроризме». Суть мировоззрения Маркса — идея пролетарской революции, призыв к насильственному ниспровержению капитализма. И нет принципиальной разницы между марксовым «Бьет час капиталистической частной собственности, экспроприаторов экспроприируют» и ленинским «Грабь награбленное».

Марксизм абсолютизирует насилие, которое, по определению создателя учения, является повивальной бабкой истории. Маркс, как и Энгельс, не запятнали себя кровью безвинных людей, которые не желали превращаться в послушное стадо, бредущее в зияющее гигантской пропастью завтра. Они были кабинетными учеными. Но когда революции стали свершившимся фактом, на арену истории выдвинулись уголовники и палачи, честолюбивые посредственности и беспринципные ничтожества.

И все же неизбежно возникает вопрос: ответственна ли теория за практику? Следует ли марксистскую идею смешивать с ее вульгаризацией? Быть может, марксизм классических текстов является подлинным, а марксизм реального социального действия — ложным? Но правомерно ли различать подлинность замысла и ложность исполнения применительно к марксизму? Если бы, например, речь шла о философии Спинозы, то требование отделять классический текст от более поздних интерпретаций и, следовательно, искажений, было бы естественным. Ведь философия Спинозы не претендует на статус «теории, изменившей мир»; она его лишь объясняет. Марксизм же является программой социального переустройства, и его достоинства выявляются только в процессе воплощения. Для Запада марксизм никогда не был государственной идеологией. Поэтому там вопрос «умер ли марксизм?» всерьез не обсуждается. Для левых интеллектуалов Запада марксизм, естественно, жив, как живы идеи Гегеля, Канта или Фрейда.

И не следует путать научную критику марксизма с его плебейским оплевыванием и ниспровержением, напоминающими не столько цивилизованный подход, сколько варварский; подобные люди стремятся выместить на идеях, ими же искаженных, свою злость как последствие осознания собственной неполноценности.

Маркс был гениальным философом и экономистом, оказавшим огромное воздействие на духовную историю человечества. Оспорить это невозможно. Но вопрос не в том, что марксизм представляет собой как явление культуры, а в том, можно ли жить в соответствии с его предписаниями?! Что же касается ответственности Маркса за то, что творилось его именем, то, пожалуй, прав А. Гусейнов, полагающий, что сама постановка вопроса выдержана строго в марксистском духе. Ведь именно марксизм соразмеряет социально философскую теорию с общественной практикой, чтобы выявить истинность первой.

Философ Карл Поппер считал, что опровергать «законы истории» Маркса — то же, что и опровергать Нострадамуса. Какое из положений Маркса ни возьми — все сбываются. Развитие капитализма сопровождается периодическими кризисами. Международные монополии опутали своими щупальцами всю планету. Просто формулировки Маркса, как и Нострадамуса, — многозначны и обтекаемы. Маркс — не ученый, он пророк. Подобно Иисусу Христу, он говорит не столько о нищете материальной, сколько о духовной, о превращении человека в робота-потребителя. Сравнительно недавно англичанин Фрэнсис Винн опубликовал биографию Маркса, где пишет, что главное у Маркса — это мрачная игра воображения. Его «Капитал» наполнен метафорами, парадоксами, силлогизмами и иронией.

Маркс изобразил ирреальную страну, жуткое зазеркалье, где все перевернуто вверх дном. И тем самым сделал весьма важное и полезное дело: вскрыл язвы и пороки нашей цивилизации, чтобы способствовать критическому самоосознанию и обновлению общества.

Маркс прав во многих частностях и велик в своих заблуждениях. Однако имя его и идеи живут, ибо оказали и продолжают оказывать мощное влияние на духовную и социальную историю человечества.

Надежды и разочарования