Двенадцать подвигов Рабин Гута
Шрифт:
Примерно через полчаса дежурный «уазик», взятый в аренду за бутылку водки у старшины, затормозил около ворот городской психлечебницы. Из него выбрались трое ментов и сухонький старичок. Двое ментов поменьше ростом повели здорового третьего к воротам, а старик возглавил процессию, косясь на гордо шествовавшего рядом злющего пса. Здоровый милиционер в раритетной омоновской форме усиленно старался вырваться, но это у него почему-то не получалось. А тощий пенсионер остановился у проходной и ткнул в окошко удостоверение ФСБ.
– Открывайте, – потребовал он. – У нас тут сумасшедший. Возомнил
Дверь тут же отворилась, и тощий охранник отскочил в сторону, испуганно поглядывая на буйствующего гиганта. Жомов скорчил ему жуткую рожу, при виде которой парню захотелось стать кирпичом в стене и никогда оттуда не выбираться. Сеня с Поповым потащили его к зданию психушки, стараясь не спускать глаз с идущего впереди Мерлина – мало ли что этот новоявленный Наполеон может выкинуть! Слегка отошедший от испуга охранник тут же бросился к телефону, чтобы сообщить главврачу о вновь прибывшем пациенте, и, когда вся процессия дошла до дверей, они сами открылись, впуская посетителей внутрь.
– С собаками нельзя! – новый охранник попытался было воспротивиться вторжению Мурзика в лечебное учреждение, но получил отпор.
– Это исключительный случай, – урезал его Рабинович. – Наш псих без пса совсем звереет.
Подтверждая эти слова, Жомов угрожающе зарычал на санитара, и тот, хоть и привыкший уже почти ко всему, решил в этот раз судьбу не испытывать. Он дал конвою с «больным» пройти внутрь помещения, затем закрыл дверь и лишь после этого бросился вперед, показывая дорогу к главврачу. А тот даже не поднялся со своего кресла, когда посетители вошли в кабинет.
– Вот, доктор, редкий случай, – пояснил Сеня, насильно усаживая омоновца на один из стульев. – Думает о себе хрен знает что. Уж лучше бы Бонапартом себя считал, чем честь нашего мундира позорить.
– Так-так-так, – многозначительно проговорил врач. – Значит, омоновцем себя возомнил? Действительно, интересная патология. И давно это у него?
– Полчаса назад на улице выловили, – пояснил Рабинович. – Сразу к вам повезли. Вы уж с ним разберитесь.
– Разберемся, не беспокойтесь, – заверил его психиатр. – И не с такими работать приходилось. Вот сейчас поместим его в палату и начнем разбираться.
– Он буйный, доктор, – Сеня продолжал гнуть свою линию. – У вас для таких отдельные палаты имеются?
– Вы с ума сошли? – совершенно искренне изумился психиатр. – Откуда у нас места столько, чтобы каждому буйному одиночку предоставлять? В отдельных палатах у нас только платные психи сидят.
– А бесплатные где? – язвительно поинтересовался Рабинович.
– А бесплатные по городу ходят, – в тон ему парировал врач. – Некоторые вон даже в милиции умудряются служить.
– Это ты про меня сказал? – возмутился Жомов, забыв, какую именно роль ему предстоит играть. Сеня дал ему тычка, а доктор ласково улыбнулся.
– Ну что вы, батенька, – заверил он. – Вы совершенно нормальны, как и все здесь. Это просто фигуральное выражение, и ничего больше.
– Слушайте, доктор, к вам недавно ФСБ сюда троих пациентов доставило, – Рабинович переменил тему разговора. – Один называет себя королем Артуром, другой – Ланселотом Озерным, ну а третий и вовсе верит в то, что он Зевс. Можно на них взглянуть?
– Это еще зачем? – психиатр настороженно посмотрел на него поверх очков.
– Видите ли, дело в том, что у нас есть основания предполагать, что один из них может являться опасным преступником, решившим выдать себя за сумасшедшего, – пояснил ему Попов, перехватив у Сени инициативу (ну надо же и младшему лейтенанту слово вставить!). – Так вы покажете их нам?
– С удовольствием. Они все в одной палате сидят. Кстати, и вашему омоновцу в ней место найдется, – вмиг решил проблему доктор и театрально вздохнул: – Что с миром творится?! Только за последние сутки четвертого психа привозят, и все буйные. Такого у меня еще не было.
Видимо, главврач нажал ногой какую-то кнопку под столом, поскольку после этих слов дверь отворилась, и на пороге, сгорбившись в три погибели, появился такой громадный санитар, по сравнению с которым Ваня смотрелся, словно курсор на мониторе.
– Чего такое? – тупо поинтересовался российский голиаф.
– Пойдем, Коля, проводим гостей в палату к Зевсу, – скомандовал доктор.
Мальчик Коля отступил в сторону, пропуская главврача и посетителей вперед, а сам пристроился чуть сзади и правее Жомова. Ваня задумчиво посмотрел на него, словно прикидывая, как громко этот большой шкаф будет падать, но нашел в себе достаточно ума, чтобы не высказывать вслух эти мысли. А доктор тем временем уже остановился у одной из дверей длинного коридора.
– Нам сюда, – объяснил он и распахнул дверь. – Входите.
В некогда двухместной палате впритирку друг к другу стояли четыре койки. Три из них были заняты, а четвертая с распростертыми объятиями ждала Жомова. Менты остановились на пороге, рассматривая будущих сожителей Ивана. Короля Артура с сэром Ланселотом они узнали сразу, несмотря на то что обоих постригли наголо, побрили и переодели в больничные пижамы. Вид четвертого – толстого, маленького, бритого старичка – им ни о чем не говорил, но Мерлин едва заметно кивнул головой, подтверждая, что именно он и является Зевсом.
– Ну что, мужики, приступаем? – скорее приказал, чем спросил Рабинович. Двое его друзей утвердительно кивнули. – Тогда с богом!
Жомов круто развернулся и попытался своим лучшим хуком свалить стоявшую сзади гориллу в больничном халате. Горилла удивленно хрюкнула и непонимающе посмотрела на омоновца. Тот повторил свой прием. Результат был тот же. Правда, в этот раз санитар ждать третьего удара не стал, а просто приподнял немаленького Жомова над полом и начал вытрясать из него душу.
Доктор заорал, вызывая охрану, но Сеня тут же выключил и его звук, и его самого верным «демократизатором». Следом за врачом одновременно завопили все три пациента, и Рабиновичу пришлось их успокаивать аналогичным способом. Попов же и Мурзик, впервые видя бедственное положение Жомова, попытались прийти омоновцу на помощь, но их усилия свалить санитара были тому, что слону дробина. Сеня поначалу также решил Ване помочь, но затем вспомнил, что работа прежде всего. Подскочив к бездыханному Зевсу, он, как и учил Лориэль, прижал аномальный компас к волосатой груди олимпийского бога.