Двенадцатая дочь
Шрифт:
— Я сделаю, брат! — твердо сказал Данька.
— Спеши, — мрачно прогудело в ответ. Черный всадник со скрежетом двинулся, медленно поворачиваясь боком…
— Брат Михайло! Погоди… Ты ведь знаешь, где сейчас Бустя? И Посух с медведями? Они живы? С ними не случилось худого?
— Какой посох, брат? Забудь обо всем. Мне нужна стрела… Спеши, ибо время мое иссякает!
Со слабым скрежетом призрак растворился во мраке сгустившейся ночи. Данька остался один.
Он повернул лошадку вспять — той же дорогой они возвращались назад. Только теперь бедная постаревшая кобылка везла на себе не могучего гордого властовского наследника, а простого деревенского кузнеца.
Вглядываясь в руины забытой роли, Данька вспоминал свою прежнюю,
Ты хотел продать Ореполку секрет за большую кучу денег. Чтобы выстроить новую кузню, нанять учеников и жить припеваючи. Однако тебя выследили. Те, кто вовсе не заинтересован в появлении антавентовых стрел в славянских тулах. Тебя выследила когань. Коганый резидент в Престоле, хитрый боярин Окула, сумел предотвратить твою поездку к князю, подослав убийц — Смеяну, Одинок-хана и Облак-хана. Бронированные киллеры подожгли твою кузню, но ты спрятался в подвале и выжил, сохранив драгоценную таблицу.
Хе-хе. Теперь ясно, что ты сделал свою самую первую ошибку в тот самый миг, когда помчался вслед за когаными — в селение Косарцы на двор к жирному Жереху. Надо было плюнуть на когань и делать свое дело — ведь таблица еще была при тебе! Молот в руки — и за работу! Надо было собирать материалы и ковать самую первую, экспериментальную антавентову стрелу. Ах, если бы знать пораньше — в самом начале игры, когда ты впервые очутился в подвале сгоревшей кузни…
Ошибку придется исправлять сейчас. Искать потерянную таблицу и волшебные материалы, необходимые для изготовления супероружия. Очевидно, ты потому и не смог выковать свою стрелочку раньше — тебе нужна была помощь князя Ореполка, чтобы добыть материалы. Теперь тебе помогут добрые люди. Придет женщина и принесет все, что нужно для ковки. Что именно? Это ты узнаешь из таблицы. Найди ее и начинай расшифровывать. Память вернется к тебе, ведь это ты сам зашифровал, Данила. Старайся, мучайся, но разгадай — от этого слишком много зависит! Михайло просил…
Итак, он поворотил кобылку. Видимо, в Калине побывать не суждено. Что теперь? Теперь нужно искать эту странную лесную девку, которую он встретил в ночной чаще на пути к Малкову починку.
Но сначала — один-единственный разговор с Рутой. Приехать в лагерь тайно, чтоб не заметили ярыги и Лешка Старцев. Прийти к ней и все рассказать. Не требовать любви, нет. Просто покаяться во лжи. Прости, Рута, я не твой брат. Твой брат — Михайло, и он уже мертв.
И все, сразу прочь. Оставить все, уехать — в новую жизнь, искать таблицу и ковать стрелу. Как просил брат Михайло. Снова стать кузнецом. Так будет правильно. Давай-давай, голубушка, не умирай! Пошевеливайся… Как бы тебя назвать, милая? Придумал. Будешь Ночкой. Отличное имя для темной лошадки простого провинциального кузнеца.
Ободренная Ночка тряхнула ушами и перешла на рысь.
В самую полночь, да в самую чащу
(дневник Мстислава-дровосека)
…Язычество таится еще по всей Европе: сколько еще поклонников идолам, рассыпавшимся в золото и почести!
Бисер спит, Бисер бдит, Бисер мыслью путь мерит от Вручья ручья до Бялого Езерца.
…Я вышел из душной комариной землянки в глушайшую, беспробудную ночь — бумм! ударился плечом о сонное дерево. Дерево вздрогнуло, шевельнулось и снова отрубилось без задних ног. Я поглядел на зыкинскую округлую лунищу. Круглая дурка жарила так, что хоть загорай. Казалось, на траву пролили очень кипяченое, но стынущее молоко. Загляделся я — и вдруг тихо отдался диву: молочный лунный свет заискрился, как снег…
Ух ты! Вокруг стремительно наступала зимушка. Я вытаращил глаза вниз — опаньки. Сюрприз (от слова «сюр»). Под ногами уже вовсю похрустывали морозистые сугробцы, а на самих ногах откуда-то появились ярко-желтые горные лыжи. Я расслабился: хе-хе, это не белочка. Это просто сон. Зимний сон в летнюю ночь.
Ладно, будем бредить дальше, покладисто решил ваш покорный слуга, и тяжко побрел по лыжне вперед, к стынущему лесу. Лыжи были, как уже замечено, горные — а потому тяжелые. Проваливаясь в белый холод по колено, я двигался небыстро.
Вдруг из лесу вышел тощий медведь в алой бейсболке и сказал «хай». Я придирчиво сощурился: в лунном свете на бейсболке ясно сверкнула надпись «I voted SDI» [36] . «Ну и дурак», — подумалось с горечью. «Отчего же сразу ругаться, барин? — опешил медведь. — Извольте следовать за мной, я провожу-с». А хрен с тобой, кивнул я. Проводи.
Хитрый медведь был без лыж, и я едва поспевал за мохнатым дегенератом в кепке Так шли мы минут десять — мимо запорошенных сосен, через рахитичный ортопедический мостик, навзничь перекинутый поверх незамерзающей речки-вонючки. И вдруг медведь упал. Вздрогнул, вздохнул судорожно — и завалился набок, в сугроб. Видимо, замерз. Кряхтя и пыхая паром, я приблизился. Ухватил рукой мохнатый загривок — зверушка был так себе, нежирный, килограммов сто двадцать от силы. Шкура, конечно, не фонтан — но кидать жалко. Взвалив косолапый трупешник на плечи, я пополз дальше — там, впереди, среди черных деревьев уже показался желтоватый огонек одинокой лесной избухи. (Куда потерялась левая лыжа, не пойму. Ладно, так даже удобней.)
36
«Я голосовал за Стратегическую Оборонную Инициативу» (амер.)
Ой, это не избуха, а тухлый шалашик какой-то. Я прислонил мертвого потапа к косяку, толкнул дверцу плечом… Вау! Пахнет пивом!!! И заулыбался: внутри было весело.
Напоминает остросюжетную тусовку инопланетных отморозков в космобаре из фильма «Звездные Бойни»: первым делом я увидел вдребезги обкуренного рыжего песиголовца в раздолбанном шлемаке с рогами — парень забавно скалил желтые клыки, морща влажный собачий нос в тщетных попытках слизнуть с обвисших усов пивную пену мокрым кровавым языком. Рядом, обрушившись кошачьей ряхой в тарелку с «вискасом», храпел отставной блохастый леший; на соседнем столике полусемаргл и полукот исполняли нежный танец-медляк под музыку композитора Артемьева-Сысоева, а еще дальше — оу, йеа! — томная госсекретарша Адель Монбрайт, облаченная в белые подколенники, голубые чешки и алый купальник чешской женской сборной по художественной гимнастике, исполняла шестовой стриптиз под одобрительные выкрики пьяной толпы, в которой ярким пятном выделялся Люк Скайуокер в модной оранжевой куртке дорожного рабочего, страшных пилотских очках и русской противодымной маске образца 1910 года. Пьяного джидая поддерживал за талию чопорный и гордый остов в солнцезащитном пластиковом козырьке желтого цвета, с пулеметными лентами поверх пустой грудной клетки (под ключицей, я заметил, мутно поблескивала бляха: «Батальон № 5 Особой Дивизии Клац-Фафнира, ветеран Хрум»).
«Парад уродов», — доброжелательно вздохнул я, созерцая все это безобразие с целью отыскать местечко у жарко пылающих медных крантиков с розливным «Опорьевским». И вдруг улыбка моя выцвела: в центре праздничного стола, на почетнейшем месте я увидел бледную изможденную красавицу в глухом черно-красном платье испанской инфанты с платиновой цепью на тонкой талии и снежным жабо на тонкой шее — мертвенно-бледное лицо, латунные локоны завиты у виска, золоченое пенсне защиплено на веснушчатом носике, строгие бровки и водянисто-зеленые глаза… Метанка сидела на хозяйском месте с огромным электрическим мясоразделочным ножом в правой ручке.