Двенадцатая реинкарнация. Трилогия

— «Похоже, я снова попал. Чем же меня хаксайты приголубили? Впрочем, это теперь не интересно. У них получилось, а вот у меня уже одиннадцатая смерть и новая, двенадцатая жизнь. День сурка. Стартовые условия понятны: я опять появлюсь перед совершеннолетием, в разумном теле с остатками его памяти, знанием языка и с железобетонной «легендой», позволяющей косить первое время на частичную амнезию. Для первоначальной адаптации в очередном мире вполне достаточно. Совесть меня не мучает. Предыдущий владелец это тело покинул. Иными словами — наверняка уже погиб. Так было уже одиннадцать раз и вряд ли эта традиция поменяется. Сколько же я в последний раз продержался? Тридцать шесть с половиной лет. Мой новый личный рекорд. Чёрт! Определённо знакомые запахи… Больницей воняет. А почему у меня завязаны глаза? Вроде бы я не привязан, сейчас попробуем увидеть свет. Что у нас нынче из конечностей положено? Вроде ощущаю четыре. Посмотрим, чем меня на этот раз удивят.

— Иду, голубушка, иду. Сейчас посмотрим на наше чудо. Пригласите ко мне Ларису Степановну. Пусть историю болезни с собой прихватит и тонометр, — отозвался приятный мужской голос и через некоторое время стали слышны торопливые шаги. Рядом что-то скрипнуло и я почувствовал холодные пальцы у себя на запястье.

— Пульс ровный, наполнение хорошее, — вполголоса проговорил мужчина, — Голубчик, пошевелите пальчиками, если меня слышите.

Я с удовольствие отбарабанил пальцами: трам-парапам, трам-парапам, трам-парапам-парапам-пам-пам.

— Ага, жив, здоров и весел. Вот и славненько. Полежи ещё минутку спокойно, а потом попробуем повязочки снять, — мужчина чем-то щёлкнул и ухватил меня за плечо и запястье, потом точно так же проверил что-то под коленом и на икре ноги, — Ну вот, совсем другое дело. Брадикардия ещё присутствует, но хотя бы в разумных пределах. Напугал ты нас своим мерцающим пульсом. Сейчас я шторы прикрою и понемногу попробуем глаза открыть. Только осторожно, не резко, — раздался скрип задвигаемой шторы и с меня сняли повязку.

Очнулся от резкого запаха нашатырного спирта. Невольно застонал и отвернул голову в сторону.

— Клавдия Захаровна, принесите тёмные очки из процедурной и позвоните окулистам. Скажите, что я прошу подойти дежурного врача, а ещё лучше, чтобы Тимофей Степанович сам пришёл. Да, так и передайте, что я прошу именно его к нам подняться. Такс, Лариса Степановна, запишите сегодняшние результаты, добавьте светобоязнь с ярко выраженным болезненным синдромом и изменение пигментации кожи. Травматических

последствий ожога я не наблюдаю, что странно само по себе, ему же первую-А определили, а по факту наблюдаем частичное повреждение волосяного покрова и только. Гематома на затылочной части уже почти не наблюдается. Почему я до сих пор рентген головы не вижу? Заключение окулистов потом отдельным листом подклеим.

Второй раз я сознание потерял, когда пришедший окулист попробовал посветить в глаза фонариком.

Снова нашатырка. Народу явно добавилось. Судя по разговорам, две женщины завешивают окна. На меня надели очки и затягивают ремешок, на который они крепятся.

— Так, молодой человек. Давайте попробуем ещё раз открыть глаза. Думаю, что на этот раз всё будет нормально, — ласковый голос доктора — садюги меня уже не обманет. Тем более ощущения я испытал очень знакомые. Как будто из пещеры на солнце вышел.

Чуть-чуть приподнял веки. Терпимо. Открываю пошире. От меня отшатнулось два мужских лица. Одно из них в очках и с аккуратно подстриженной бородкой. Эспаньолка, неожиданно всплывает в голове её название. А у меня дежавю. На какой-то миг я поймал в отражении докторских очков свой новый облик. Я уже был темнокожим красноглазым дроу в четвертой жизни. Даже темные очки носил почти такие же, как сейчас, когда выбирался на поверхность. Тогда я погиб, защищая Чес-Насад от наёмников-дуэргаров. Взрывами бомб они обрушили весь город на дно пропасти. Видимо, меня оглушило, иначе я бы воспользовался левитацией — расовой магической способностью дроу.

Отставить воспоминания. Они сейчас совсем не ко времени.

— Пить, — с трудом скрипя связками, я скорее прошептал, чем проговорил короткое слово. Судя по хлопку двери и раздавшемуся топоту, меня услышали.

— Сейчас родненький, вот держи губами трубочку, — этот женский голос я слышал самым первым. Медсестра, которая позвала доктора. Только тогда у неё голос был, как у циркулярной пилы, а сейчас, как ручеёк журчит. Чуть повернул голову и приоткрыл глаза.

— Ох, божушки… — после удивлённого оханья раздался звон, а по груди полилась вода, — Вот яж неуклюжая, щас мой красноглазенькой, я тебе новой водички налью, — тётка, лет пятидесяти и весом килограмм под сто с лишним, шустро выметнулась за дверь, вместе с подобранной с пола посудиной.

Вода. Мне промокнули губы влажной губкой и снова дали трубочку. От жадности, хватанул больше чем нужно и закашлялся. Осмотрелся. Врачей уже нет. Ушли, пока я кашлял.

— Не спеши, касатик. Не убегу я с твоей водой, — певучим голосом пропела уже знакомая медсестра. Просто Сирена какая-то, вот даст же Бог таланта, как она голос-то умеет менять, — Попил и молодец. Через минутку капельницу тебе поставлю и поспишь. Сон-то, он лучший доктор.

Проснулся от шума. Что-то железное прогрохотало, упав на пол.

— Проснулся? Уж извини, пошумела тут. Ты сам исть-то сможешь, али покормить тебя?

— Смогу, — просипел я и кашлянув, добавил уже уверенно, — Сам буду. Только повыше поднимите и свет не включайте.

— У тебя и так тут темень, хоть глаз выколи, а ты ещё и в очках. Что я при свете-то углы бы сносила. Вот покушаешь хорошо, я к тебе друзей пущу ненадолго. Часа полтора как дожидаются, — под напевные причитания она успела поднять меня повыше, подоткнула подушку поудобней и выставила мне на колени алюминиевый поднос с тарелкой манной каши.