Дверь с той стороны
Шрифт:
Кто-то другой хотел убедиться, что восстановить батареи можно – или, наоборот, нельзя. Знающий оглядел пластины и полез в синхронизатор. Не слишком опытный: проверять синхронизатор таким образом нет смысла – по внешности модуля не понять, исправен он или нет.
Но умный: вовремя спохватился, что не только от физика зависит возвращение к людям.
А впрочем – большое дело! Ну, был кто-то, лазил из любопытства. Беспорядок, конечно. Но главное сейчас не это.
Главное – во всем разобраться. Расставить, разложить, развесить. Понять, что к чему, что нужно и чего не надо делать.
Зоя. Надо, чтобы она поняла: ведь не ради себя он поступил так. Ради нее, ради всех остальных. Как только станут оправдываться надежды, едва лишь корабль приблизится к Земле – Устюг придет к ней и будет просить, умолять станет. Надо только, чтоб и она в мыслях не отказывалась от него. Чтобы ждала, как ждут далеких; то, что он рядом, дела не меняет. Чтобы не думала ни о ком другом…
Он вдруг страшно заторопился. Выскочил в коридор. Протянул руку к коробочке интеркома на переборке. И остановился.
Что это ему взбрело в голову? Какая такая лирика? Только вчера получил он очередную дозу анэмо. Как и все прочие, как и сама Зоя. Так что подобные мысли вовсе не должны бы его терзать.
Организм, подумал он не без самодовольства. Крепкий организм. Устойчивая психика; ее, конечно, побороть нелегко. Наверное, доза маловата.
Теперь он решительно вызвал медицинский.
– Зоя… здравствуй.
– Я слушаю. Вам что-нибудь нужно?
Он даже задохнулся от звука ее голоса – сколько они уже не разговаривали друг с другом? Помедлил, чтобы голос не дрожал. Она нетерпеливо повторила!
– Что вам нужно? Алло!
Устюг собрался с силами.
– Я по поводу анэмо.
– Да? – не сразу ответила она.
– Не можете ли вы увеличить дозу… для меня?
– О, конечно, – проговорила она после паузы, голос ее показался Устюгу странным. – А что, не помогает?
Он чуть было не ответил простодушно: да, не помогает. Но вовремя спохватился.
– Нет, отчего же… Значит, я зайду.
– Да, пожалуйста.
Он кивнул, хотя она этого и не видела. Вылез из отсека батарей. Но прежде, чем идти в медицинский, решил нанести еще один визит, который тоже был очень важен для уяснения ситуации.
Если было на корабле место, где почти в полной неприкосновенности сохранялась не только обстановка, но и атмосфера, обычная для рядового рейса, то местом таким являлся инженерный пост, хозяином и единственным обитателем которого был Рудик.
Здесь стояла тишина, нарушаемая изредка пощелкивавшими и тихо позвякивавшими приборами и аппаратами. Хотя двигатели корабля давно уже не включались и «Кит» совершал свой полет в инерционном режиме, большинство устройств продолжало работать, чтобы жизнь на корабле не прерывалась. Это были и гравигены, обеспечивавшие нормальное напряжение тяжести, и накопители энергии, без которых не могли бы работать ни гравигены, ни синтезаторы, а от них зависело существование людей: они были единственным источником пищи, воды и даже воздуха, потому что в системе корабля синтезировать воздух было, благодаря обилию энергии, выгоднее и проще, чем очищать его химическим или биологическим способом. Остановка синтезаторов и связанных с ними утилизаторов привела бы к тому, что люди в считанные дни погибли бы среди отбросов, задохнулись, отравленные углекислым газом… По-прежнему не выключались климатизаторы, действовали механические системы, облегчавшие передвижение по кораблю, работали обзорные и защитные устройства, готовые вовремя предотвратить столкновение этого обитаемого мира с каким-либо телом, приблизившимся извне. Ни на миг не выключалась и система контроля.
По-прежнему рядом с пультом кипел чайник, и запах свежего чая разносился далеко за пределы небольшого помещения поста. Привычно включенный в жизнь своих механизмов Рудик, в очередной раз убедившись, что все системы жизнеобеспечения работают согласованно и без нарушений, выплескивал остывший чай и заваривал новый. Следовало бы, конечно, экономить, но пить чай у себя в посту было давней и традиционной привилегией инженеров, и, начиная по обычаю, каждый из них вскоре привыкал к этому напитку настолько, что необходимость отказать себе в свежем чае воспринял бы, как трагедию. Стакан чая на пульте инженера обычно означал, что все в порядке, жизнь идет так, как и должна идти. И в самом деле, обязанности инженера почти не изменились по сравнению с тем, что ему приходилось делать в любом рейсе и даже в перерывах между рейсами, когда корабль лежал на финишной орбите у планеты назначения, ожидая новой погрузки и рывка еще к одной далекой системе.
Рудик отпил и с наслаждением выдохнул горячий воздух. Как ни странно, неисправные батареи больше не вызывали у него досады. Жить можно и без них, что бы ни говорили там, наверху. Верхом для Рудика было все, помещавшееся выше энергодвигательного корпуса. Таким – довольным, со стаканом чая в руке – и увидел его Устюг.
– Это ты, – сказал инженер. – Садись. Чаю хочешь?
– Выпью, – согласился Устюг. – Ты кончил с пассажирами?
– Где там, – сказал Рудик и махнул рукой.
– Хорошего понемножку, – решительно молвил капитан. – Пассажиры пассажирами, но батареи, я полагаю, важнее. Не пора ли приняться за восстановление?
Инженер помолчал, потом сказал хмуро:
– Что значит – восстановить? Сделать так, чтобы они казались исправными, наверное, можно, хотя и требует времени.
– Чтобы только казались?
– А за остальное никто не поручится. Штука тонкая. Если хочешь, можешь поглядеть у меня таблицы. Блоки мы и так перегрузили вдвое против нормального. А заменить пластины давно уже полагалось – рейс с Анторы по их графику был последним. Конечно, запас прочности у них был. Сработали они отлично: еще три входа-выхода сверх положенного – это немало. Но теперь, ты и сам видел, часть пластин надо выкинуть. Значит, остальные должны принять нагрузку больше нормальной. Когда они сдадут? Ты не знаешь, я не знаю и даже «Сигма» не знает.
– А поставить новые?
– Легко сказать… Мне этого делать не приходилось. Это работа обслуживающего отряда. Да и они ставили готовые. Конечно, попробовать можно. Но будут ли они работать и как? Не знаю.
– Выходит – никаких шансов? Не верю.
– Что никаких, я не говорил. Но шансы бывают разные. Машины – они вроде нас… – это была любимая тема Рудика. – Ты сам знаешь: в крайних условиях, в состоянии мобилизации всех резервов человек может сделать такое, на что в нормальном положении не то, что не осмелится – он об этом и думать всерьез не станет. Так и машины. В крайней ситуации… Только где она?
– В какой же, по-твоему, мы находимся?
– Нет, ты не так понял. Я не говорю, что положение наше нормально. Но нам ничто не угрожает – ничто такое, что требовало бы мгновенной мобилизации. Ладно, это – отвлеченный разговор. А вот тебе конкретно: «Сигма» подсчитала, что шансов на нормальную работу батарей под нагрузкой – меньше половины. Можно решиться, но можно и воздержаться. У нас на борту пассажиры. Риск, по Уставу, недопустим. Согласен, Уставом в нашем положении можно и пренебречь. Но ради чего? Вот если Карачаров снова превратит нас в людей, тогда, пожалуй, будет смысл рискнуть. А пока – не вижу.