Дверь в никуда
Шрифт:
Мартин отвечал на вопросы, а девушка заносила его ответы в чистый бланк. Он назвал имя жены, ее возраст, характерные приметы. Его спросили, почему он думает, что его жена находилась в магазине. Не имея сил отказаться от своих страшных мыслей, он все же сказал, что это просто кажется ему вполне вероятным.
– У меня есть ее фотография, – добавил он. Мартин достал свой бумажник. Там в одном из отделений лежала фотография Энни, играющей в саду с детьми. Она смеется, а Бенджи стоит перед ней и держится за подол ее платья. Пододвинув через стол сержанту фото, он спросил:
– Вам известно
Пока сержант отвечал, девушка вертела между пальцами свою ручку.
– Как вы знаете, делается все необходимое, чтобы обнаружить всех, оставшихся в живых после взрыва. Спасательные работы будут продолжаться, пока не откопают всех пострадавших. Сейчас поиски ведутся с использованием особого прибора, позволяющего обнаружить человека в толще завала.
За последний час нашли одного живого в развалинах, скоро его спасут. Мгновенная вспышка надежды погасла, едва появившись.
– Его?
– Да, это мужчина. Причем не очень сильно пострадавший.
Итак, это оказалось возможным – выжить среди этих обвалившихся кусков здания. Надежда, которую подарила новость, сообщенная ему полицейским, придала Мартину храбрости для следующего вопроса:
– А те… погибшие, которых уже нашли?
– Обеих уже опознали. Это девушки, продавщицы супермаркета.
Ему хотелось закрыть лицо ладонями, чтобы скрыть свое облегчение, но он продолжал сидеть неподвижно, со стыдом думая о радости, которую вызвала у него весть о чьей-то чужой гибели.
– Я советую вам идти домой, сэр. Ждите там, а мы свяжемся с вами немедленно, если только узнаем что-нибудь о вашей жене.
Разговор закончился. Мартин нехотя встал, постоял, держась за спинку стула.
– Если хотите, можете подождать здесь, – сказала девушка. Она впервые подала голос и теперь, с беспокойством оглянувшись на сержанта, ожидала его реакции. Тот кивнул головой, глядя, как Мартин идет к двери.
– Спасибо, – произнес Мартин.
Он все равно ни за что бы не согласился отправиться домой в то время, как тут Энни, возможно, будет нуждаться в его помощи.
– Если ваша жена вернется домой, – сказал вдруг сержант, – не будете ли вы так любезны сразу дать нам знать?
Мартин кивнул и вышел в прохладный воздух коридора. Не присаживаясь на свободный стул, он отправился в подвальчик, где, если судить по доносящимся запахам, находилась столовая.
Возле вращающихся дверей, в голубой пластмассовой кабине он обнаружил телефон-автомат, набрал домашний номер и стал считать гудки. Один… два…
Одри подняла трубку прежде, чем замолк второй сигнал. Она запыхалась, как будто бежала к телефону.
– Это Мартин. Она не звонила?
Далеко на той стороне провода послышался голос Тома: «Это мама?» Мартин услышал его, закрыл глаза и опустил плечи, как будто ожидая удара.
– Нет… – ответила Одри.
Мартин посмотрел на часы. Без десяти два. Неужели Энни не могла позвонить домой, чтобы сказать, что у нее все в порядке? Конечно, он понимал, что у жены не было особых причин для этого, но весть о том, что она все-таки не звонила, только усилила его подозрения. Она здесь, в разрушенном магазине.
Эта уверенность крепла с каждой минутой.
– Я звоню из полицейского участка, – сказал он. – Здесь не много смогли сообщить. Никто из тех, кого нашли… В общем, Энни среди них нет… Больше они сами ничего не знают. Я собираюсь ждать здесь.
– Хорошо, – ответила Одри, – лучше оставайся там. У нас все будет в порядке.
Короткие гудки прервали ее. Мартин повесил трубку и вышел из кабины.
Он поднялся наверх по ступенькам и вышел из участка на улицу. Над руинами универмага уже возвышалась желтая стрела крана.
Мартин шагал вперед, поеживаясь от ветра, миновал группу телерепортеров и журналистов и с беспричинным раздражением подумал, что они напоминают стервятников, ожидающих, когда произойдет убийство. Он приблизился к внешнему краю ограждения и шел вдоль него до тех пор, пока на пути не встал полисмен.
Мартин поднял голову, посмотрел поверх толпы.
Казалось невозможным поверить, что изуродованный фасад супермаркета все еще стоит.
С него непрерывным потоком сыпались фрагменты, поднимая в местах падения белые облака пыли, он шатался, но все еще стоял!
Мартин поежился, чувствуя, как усилился холод.
Ветер дул по улице, поднимал обрывки бумаги и подбрасывал их в воздух, прежде чем погнать по мокрым тротуарам.
Мартину показалось, что сквозь свист ветра ему слышен треск ломающихся балок, когда тяжелые бетонные обломки сдвигались, а затем обрушивались вниз.
Внутри оцепления возвышался полицейский фургон. За ним полицейские отгоняли подальше толпу зевак. Из фургона выносили и устанавливали новые щиты заграждения. Выходя вслед за полисменом из пределов оцепления, Мартин оглянулся назад и увидел несколько человек в защитных касках, которые шли вдоль опасного фасада. Медленно поворачивался кран. Мартин понял, что спасатели собираются столкнуть стену вперед так, чтобы она обрушилась на улицу.
– Им надо поторопиться, пока фасад не рухнул сам собой, выбрав себе иное направление.
Глава 3
Энни думала о свадебной фотографии. Но не о той, на которой были изображены они с Мартином. В жаркий июльский день одиннадцать лет назад тот снимок сверкал богатой палитрой красок, разноцветными пятнами женских нарядов, яркой синевой летнего неба над церковным куполом. На этот раз перед мысленным взором Энни так отчетливо стояло то фото, что она всегда видела на столике слева от камина в гостиной родительского дома. Их фотография была черно-белой, с развившимся от времени коричневым оттенком. Родители сфотографировались во время войны, и мать была с строгом костюме с прямыми плечами и маленькой шляпке, кокетливо сдвинутой набок. Волнистые легкие волосы пушистым ореолом обрамляли ее лицо. Отец в армейской форме стоял приосанившись, положив руку на плечо молодой жены. Такие до боли знакомые, родные лица, улыбающиеся, безмятежно счастливые несмотря на все трудности тех нелегких лет. Родители мало изменились с тех пор, вот только поредели волосы отца, да у рта и в уголках глаз появились усталые морщинки. Мама… До сих пор у нее был нежный овал лица, и чуть застенчивая улыбка мягких губ оттенялась блестящей губной помадой.