Дверь в никуда
Шрифт:
– Ну, вот и мы, милая моя. За час вы приходите в себя второй раз. Вам удобно?
Она смогла шевельнуть головой так, что получился легкий кивок. Еще она попыталась ему улыбнуться и почувствовала, как дрожат ее распухшие губы.
– Ну, ну, девочка, ободряюще произнес Брендон. – Он постоял немного у кровати, склонив набок голову. Потом спросил ласково: – Послушайте-ка, что там такое – догадываетесь?
Голоса доносились издалека, но Энни хорошо слышала их. Кто-то пел, и звуки были теплые, знакомые, звуки рождественского хорала «Благую весть нам ангелы несут…». Звуки праздничного Рождественского
– Ах, как замечательно! – вздохнул Брендон. – Это поет наш больничный хор. Правда, не хуже, чем по радио?
Энни захотелось, чтобы Мартин оказался тут же с нею, и пусть он тоже послушал бы пение. Он уже был сегодня в больнице, долго сидел возле ее кровати, а потом склонился к Энни поцеловал в лоб и ушел. Ей нравилось, когда он вот так сидит рядом с ней. Иногда он рассказывал жене об обычных милых пустяках, о доме, о мальчиках. Иногда Мартин просто молча сидел рядом, вокруг них тогда распространялась объединяющая их тишина, и это тоже было очень приятно, так как она быстро уставала все время слушать. И только однажды, когда муж взял Энни за руку, ей стало неуютно. Она хотела, чтобы ее руку сжимал другой человек – Стив. Тот, с кем они держались рука за руку все те долгие часы беспросветного мрака и ужаса. Эта мысль привела Энни в замешательство, и она тут же попыталась отогнать ее от себя.
Энни полежала еще немного, слушая пение, пока отдельные слова не стали сливаться в убаюкивающую мелодию, и она перестала что-либо разбирать. Тогда она почувствовала, как ее начинает окутывать теплой дремотной волной, и вскоре сон завладел ею. Она спала спокойно, пока не появились сновидения.
Неделю спустя, ранним утром, Стив сидел рядом со своей койкой в кресле. У него в больнице появилась привычка просыпаться очень рано. Вот и сегодня он проснулся, уже успел немного походить и теперь отдыхал в кресле, ожидая, пока сиделки поправят ему постель.
Уже несколько дней Стив вставал с кровати. Тогда, в первый раз, его с трудом сняли с койки, дали в руки костыли и, поддерживая под локти, помогли выпрямиться. Несколько дней сестры и физиотерапевт занимались с ним, заставляя каждый день ходить по комнате, немного больше, чем в предыдущий. А Фрэнк Митги и остальные соседи Стива по палате шутили и подбадривали его во время этих сражений с болезнью.
Молоденькая санитарочка, продолжая заниматься своим делом, посмотрела через плечо на него.
– Есть новости, Стив. Одна из моих подруг работает в реанимации. Когда мы ночью заканчивали дежурство, она мне сказала, что твою знакомую сегодня переводят сюда вниз, в общую палату. Там уже и постель ей готова.
Девушка кивнула в направление женской палаты, которая находилась напротив двери их отделения.
– Так что скоро вы сможете видеться.
– О! – воскликнула другая санитарка, – вот здорово, правда?
Стив взглянул на дверь. Итак, скоро, только свет, падавший из окон на половицы, будет отделять его от Энни. Пальцы непроизвольно сжались на металлических рукоятках костылей, прислоненных к креслу.
– Когда? спросил он. – Когда ее принесут? – Девушки многозначительно посмотрели друг на друга.
– Вероятно, – после обхода.
С приближением этого времени Стив почувствовал нарастающее волнение. Энни! Как хорошо, что она, наконец, выздоравливает, – это его радовало само по себе, но не менее важно для Стива было и то, что только рядом с Энни и с ее помощью он надеялся найти путь к душевной гармонии и внутреннему согласию с самим собой, таким, каким он теперь стал.
Он ждал ее, надеясь начать все сначала вместе с нею!
И еще его мучил страх. Что, если Энни посмотрит на него равнодушно – вежливым взглядом случайной знакомой?
Нет, этого не может быть! И словно заклиная судьбу, Стив крепко сжал руки и замер, глядя на дверь палаты. Перед его мысленным взором вновь, как в рождественскую ночь, возник образ смеющейся Энни.
Брендон и санитарка помогли Энни подняться с кровати. Ей подали один из ее домашних халатов, принесенных мужем, и она впервые за много дней увидела свои ноги. Ноги, казалось, принадлежали другой женщине, были незнакомыми – белые, с голубыми перетяжками и узлами вен, неузнаваемо тонкими. Брендон принес еще ее синее шерстяное платье и помог ей одеться. Энни долго не могла попасть в левый рукав. Ее правая рука все еще находилась на перевязи, так что Брендон накинул халат поверх нее, подвязал вокруг талии пояс. Кресло на колесиках уже стояло возле кровати. Санитары опустили Энни в кресло и надели ей на ноги тапочки.
– Ну вот… – Брендон улыбнулся ей.
– Вот ты и стала, наконец, человеком, – мысленно дополнила его реплику Энни.
За неделю, которая прошла с того дня, когда она услышала Рождественский хорал, самочувствие ее значительно улучшилось, выздоровление пошло гораздо быстрее. Тело обрело свой границы под ее собственной кожей, больше не разбегаясь по трубкам этих непонятных аппаратов. Энни вновь стала сама собой, оделась в собственную одежду, цвет и материю которой она сама для себя выбирала. За эту неделю она поправилась на столько, что теперь ее можно было перевести из этой тихой, наполненной легким жужжанием комнаты с ярким светом и неподвижными телами больных.
Брендон взялся за ручки кресла и покатил его вперед.
Внезапно Энни испугалась. Она привыкла к этой палате, привязалась к ней, стала ее частью. Санитары, доктора и их машины делали все за нее, а теперь ей возвращали право самой отвечать за себя – право, от которого она уже отвыкла. Двери палаты приближались и Энни было страшно от неизвестности, ожидающей там, за ними. Рука Энни вцепилась в полы халата, и сразу женщина почувствовала, какой слабой стала она за время, проведенное в этих стенах.
К двери, чтобы проводить Энни, подошли сиделки в своих белых халатах, и даже старшая сестра ненадолго покинула свой наблюдательный пункт в центре комнаты.
– Всего хорошего, удачи тебе! – говорили они Энни, сидящей в каталке. – Будь умницей в палате, внизу, а то ведь мы за тобой там не уследим.
– Почему она не будет умницей, чего болтать зря, – недовольно побурчал Брендон.
Двери отворились. Энни глубоко вздохнула. Она так долго ждала этой возможности дышать самостоятельно, что сейчас казалось немыслимым остановиться и хоть на секунду задержать дыхание.