Дверь в стене
Шрифт:
В 1943 году в Тонкине (так тогда назывался Северный Вьетнам) начался голод, но французы умудрились даже и оттуда выжать в 1943 году 130 тыс. тонн риса, а в 1944 - почти 200 тыс. тонн. В 1944 году, когда из-за американских бомбёжек подвозка угля стала невозможной, французы (в голод) принялись топить рисом электростанции.
Недальновидно они себя вели. Считали, наверное, что сделали верные ставки и что победа близка. А, может, думали, что кто бы ни победил, им без разницы. Были японцы, будут американцы, а кинтал останется кинталом. А золото останется золотом. Насчёт золота всё верно, но только французы забыли, что если они старались для себя, то и другие тоже стараются для себя и что с точки зрения этих других они всего лишь лягушатники. И не все настолько простодушны, чтобы позволить
50
Перекрёсток и регулировщик.
Этот понятный и знакомый любому образ поможет нам лучше представить себе суть событий, завертевшихся вокруг рассматриваемого нами фрагмента геополитической реальности, всего одного, а их - много, и если очень сложна игра в Юго-Восточной Азии, то можете прикинуть степень сложности игры в целом. Но не будем отвлекаться. Итак, Индокитай как перекрёсток и регулировщик как… Кто у нас там был в регулировщиках? А, вспомнил, Франция была. С примкнувшими к ней самураями.
Ну, а пока французы с японцами думали, что они французы и японцы, примерно так же, как пелевинские ткачи думали, что они ткачи, на перекрёсток позарились люди более серьёзные, да и чего ж не позариться, полосатой палочкой всякому приятно поуказывать. "Тебе налево, тебе направо, тебе стоять, ты, скотина, штраф гони, а с вами, гражданин хороший - пройдёмте!"
Между прочим, что бы кто ни думал, а взаимоотношения государств этой полицейской зарисовкой описываются куда лучше, чем высоколобыми рассуждениями аналитиков, которые думают, что они аналитики. Ну да не будем их от думания отвлекать, а отправимся-ка мы прямиком в 1943 год. Это нетрудно, воскликнем по-французски "voil`a" и мы - там.
На дворе у нас - 1943 год. Год Великого Перелома. Год, когда взболтанная кофейная гуща улеглась и проступивший на дне чашки приятного цвета рисунок рассказал пытливому взору всю правду про то, кто всех румянее, кто всех белее, кого в Нюрнберг, с кого репарации, а кого так и вообще с размаху зеркальцем по башке.
Ну и поскольку всё стало ясно, то государственная мысль заработала в направлении, гущей подсказанном, и направление это диктовалось неумолимой логикой событий и стоило только по этой дорожке двинуться, как мысль была облечена в слова. Слова простые и доходчивые, чуть позже принявшие вид государственных документов вроде меморандумов Государственного Департамента и служебных записок президента Рузвельта государственному секретарю Халлу.
Суть документов в расшифровке не нуждалась.
Имеем: If France is denied its former status in Indochina it will be, to a certain extent, further weakened as a world power.
Для того, чтобы "если" превратилось в "стало", нужно, чтобы слова обернулись делами.
И за делами дело не стало: I [4] saw Halifax [5] last week and told him quite frankly that… …Indo-China should not go back to France.
Год Великого Перелома ознаменовался двумя конференциями - Каирской и Тегеранской. Двумя встречами в верхах. В Каире с 22 по 26 ноября встречались Рузвельт, Черчилль и Чан Кай-ши. Двумя днями позже в Тегеране прошла встреча на высшем уровне с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина. В Каире переговоры крутились вокруг Тихоокеанского театра и, поскольку СССР на тот момент с Японией не воевал, то конференция прошла без участия Сталина. Обсуждая на каирской встрече планы не только военные, но и послевоенные, Рузвельт сделал Чан Кай-ши заманчивое предложение. Он сказал, что США готовы отдать Индокитай Китаю. Отдать не в смысле включить Индокитай в китайскую сферу интересов, а в смысле - включить Индокитай в состав китайского государства. Попросту говоря, это означало, что американцы предлагают Китаю воевать с Францией за Индокитай и закулисную американскую поддержку. Рузвельт "забросил леща" и, спрятав острый взгляд, выставил ухо в ожидании ответа.
4
President Roosevelt
5
Lord Halifax, British Ambassador to the United States
Чан отказался. Сразу и наотрез.
Ему следовало этим и ограничиться, но он захотел объяснить причину отказа и с солдатской прямотой сказал буквально следующее: "…нам не нужен Индокитай, у нас слишком долгий опыт взаимоотношений с вьетнамцами и мы заранее знаем, что не сможем их ассимилировать."
Чан не должен был этого говорить, но он это сказал, а американцы тут же намотали сказанное на длинный американский ус.
В Тегеране Рузвельт поставил вопрос немного по-другому. На "приватной" встрече со Сталиным (они встречались с глазу на глаз, Черчиллю в подобной встрече было отказано, так же, как было отказано английской стороне, добивавшейся проведения двусторонних англо-американских переговоров до Тегерана, и было так потому, что американцы не хотели создавать у СССР впечатления их "сговора" с англичанами. Рузвельт, в расчёте на то, что это дойдёт до советских ушей, даже заявил, что "англичане не делают того, что они обещали русским, и всё это предприятие - он имел в виду "союзничество" - держится исключительно потому, что мы свои обещания выполняем.") он поднял "колониальный вопрос". Обращаю ваше внимание, что инициатором этого была не советская сторона. Когда на встрече речь зашла о вступлении СССР в войну с Японией, Рузвельт спросил, "что господин Сталин думает о колониальных владениях в Азии?". Сталин, прекрасно понимая (они с Рузвельтом вообще очень хорошо друг-друга понимали и "понимали") о чём идёт речь, ответил, что он против того, чтобы союзники (русские-американцы-англичане) проливали кровь, восстанавливая французское влияние в Азии.
Рузвельт был ответом удовлетворён. Но Сталин пошёл дальше.
Вот что он сказал следом: "Франция не должна получить назад Индокитай, французы должны быть наказаны за преступное сотрудничество с Германией."
Это слова, описывающие реальность. Это реальность, как её видели в тот момент СССР и США. Это реальность победителей. Уже врагов, но ещё союзников. Это так называемое "совпадение интересов". Кино про обаятельных лётчиков из эскадрильи "Нормандия-Неман" и Ив Монтан это для газет. Для обывателя. И не только для обывателя, но и для "Эренбурга", который думает, что он не обыватель.
Две стороны. Реальность и реальность, одной из которых суждено превратиться в иллюзию. Интересы и интересы, и одни из них должны стать "интересами". Своё и чужое. "Мы" и "они".
Франция с ни о чём не жалеющей Эдит Пиаф, и реальность, в которой Франция должна быть наказана за своё преступное сотрудничество с Германией.
Можно не жалеть о совершённых ошибках, можно о своём нежалении сказать прозой, можно стихами, можно даже о нём пропеть, но ошибки имеют свою цену и ошибки эту цену с тех, кто их совершает, взимают.
Совершивший ошибку платит. Платит проигравший.
Не хотите платить сегодня? Да пожалуйста, не платите. Заплатите завтра. С процентами, набежавшими на ваши ошибки. Что, и завтра платить не хотите? Да ради Бога. Заплатите послезавтра. Можете через месяц. Можете через шесть дней.
Цена ошибок со временем только растёт. И цена исторических ошибок растёт тоже. Можно попытаться не платить, можно сказать "я не я", можно даже русским назваться россиянами, но когда будет предъявлен счёт, платить будут не россияне, платить будут русские.
Русским ли того не знать.
51
Но тогда это ещё не теперь и шла тогда к концу позапрошлая война и русские тогда своё дело знали туго, так что мы можем за них, тогдашних, не волноваться и, предоставив их своей судьбе, смело вернуться к делам индокитайским.
Рузвельт, заручившись согласием СССР и Китая, принялся использовать высказывания Чана и Сталина как козыри уже во внутриполитической борьбе, немедленно затыкая рот оппонентам тем, что его точка зрения на послевоенную Азию всемерно поддерживается генералиссимусом Чанг Кай-шеком и маршалом Сталиным.