Дверь в Зарабию
Шрифт:
Впервые за все время отец улыбнулся открыто, от души, и ей показалось, что между ними наконец-то стала протягиваться какая-то ниточка, пока еще тоненькая, но она все-таки появилась.
Миновав высокие деревья, выстроенные в ряд, как солдаты на параде, Мира невольно остановилась. Перед нею была зима. Самая настоящая снежная зима: белоснежные стволы деревьев, белые прутья кустарников…
– А говорили, тут три времени года.
– Это не снег, это Белый Лес, он всегда такой, идем.
Мира осторожно ступила
– Что это такое?
– Идем, идем, я все расскажу.
Мира отряхнула руку и поспешила за ним. Под ногами не хрустело. Велор подвел ее к ближайшему дереву и наклонил белую, как бумага, ветку. Она была усыпана мелкими белыми цветами и крупными белоснежными шишками.
– Эти деревья называются милла, у нас под ногами лепестки их цветов и пленки из шишек.
Он сорвал одну, поддел ногтем пару мягких чешуек, и на ладонь просыпались те самые «крахмальные хлопья».
– Ясно.
– Идем дальше.
Очень непривычно было в этом тишайшем из всех лесу, тишину нарушали лишь редкие глухие хлопки открывающихся шишек, выбрасывающих невесомые плёнки. Странно ступать по щиколотку в несчетных миллионах лепестков и хлопьев, и Мира подумала, что это, должно быть, самое грустное место на свете…
Вскоре они вышли на поляну, где теснилось с десяток маленьких домиков, будто гномы-переростки устроили здесь свое селение. Велор подошел к самому крайнему и пару раз стукнул в дверь. Открыла черно-белая женщина. Мира во все глаза уставилась на нее, понимая, что это не совсем прилично, но ничего с собою поделать не могла: белое лицо, шея и руки, черные глаза, черные волосы, черное платье, белый передник… ее словно забыли раскрасить, так и выпустили в жизнь.
– Здравствуй, Ми, – кивнул Велор, – как сегодня Марит?
– Как обычно, – развела она руками, глядя на Миру.
– Моя дочь.
Ми не стала задавать вопросов, и раскрыла дверь пошире, приглашая внутрь.
В домике было уютно, горел небольшой очаг, рядом с огнем в инвалидном кресле неподвижно сидел белобородый старик.
– Здравствуй, дедушка, – откашлялась Мира, она немного оробела, старик походил на древнего волхва.
Дедушка никак не отреагировал.
– Дедушка Марит, привет, – Мира подошла к нему поближе.
Голубые, как осколки утреннего неба глаза неподвижным взором смотрели на огонь в очаге.
– Дед, – Мира коснулась его коленки, прячущейся под полосатым пледом. – Ты меня слышишь?
– Нет, – ответил за него Велор, – он тебя и не видит, и не слышит. Он не ходит, не говорит, за ним присматривает Ми.
Мира не знала что сказать. Она смотрела на его неподвижное лицо, подбородок, прячущийся в белой бороде, на большой отрытый лоб, на густые волны волос, ниспадающие на плечи… такой красивый и такой неподвижный старик.
– И давно он… так?
– Почти тринадцать лет, – ответила Ми и вздохнула.
Девочка стояла, опустив плечи.
– Идем, – Велор открыл дверь, – идем, Мира.
Она медленно побрела на выход, в душе теснились слезы.
Когда они вышли на дорогу, мощеную гладкими серыми плитами, Мира спросила:
– Как называется эта болезнь?
– Мы даже не знаем, болезнь ли это, – легкий ветерок принялся играть светлыми волосами отца, – большинство наших стариков впадают в такое оцепенение.
– И что, никогда из него не выходят?
– Никогда.
– Какой ужас, – Мира шла, глядя себе под ноги. – И вы отправляете их в этот Белый Лес?
– Да.
– А эта женщина, Ми, почему она так странно выглядит?
– Она флоинка, всегда служила твоему деду, но он не успел ее отпустить, сказать заветную фразу, позволяющую флоину обрести тело. Дед застыл, она продолжала ему служить, с возрастом тело, конечно, появилось, но такое, как ты видела. Все флоины, не отпущенные своими хозяевами, остаются навсегда черно-белыми.
– А если хозяин внезапно умрет? Тогда что?
– Флоин освобождается от своих обязанностей к умершему и ищет себе нового хозяина.
– Как-то это все неправильно, – Мира надела на голову красный капюшон майки, спрятав под него непослушные кудри, чтобы не путались на ветру. – Почему флоины служат зарабийцам?
– Это издавна повелось, – пожал плечами Велор. – Честно сказать, я и не знаю, почему, просто такая традиция.
– А слуги в нашем доме, они кто?
– Зарабийцы. Мама не очень-то жалует флоинов из-за того, что для них не существует преград, поэтому предпочитает себе подобных.
Они подошли к дому.
– В восемь ужин, – Велор отрыл дверь, – мы ждем тебя.
Мира рассеянно кивнула головой, думая о чем-то своем.
Глава четырнадцатая: Деду – быть!
– Ты где так долго была? – сразу с порога задал вопрос Ром.
– Мы переживали, – спрыгнула с кресла тирамиса.
Бант дрых на кровати и даже ухом не повел при появлении хозяйки.
– Ходила к своему дедушке, – Мира сбросила с ног кроссовки, – к дедушке Мариту.
– Э… ах, да, – вспомнил Ром. – И как он?
– Как? – Мира подняла на него влажные глаза. – Всеми забытый старик сидит день-деньской и смотрит, как с деревьев сыплется перхоть. И все.
– Ты была в Белом Лесу, – вздохнул Ром, – понятно… только это не перхоть, а…
– Я знаю, что это такое. Вот что я думаю, – Мира сняла капюшон и взяла со стола гребенку, – дедушку надо забрать сюда, окружить любовью и заботой, вдруг он придет в себя?