Двери во Тьме
Шрифт:
– Который из вас Семак? – спросил я.
– Он! – сразу раскололся парень с фингалом, повернув голову в сторону приятеля.
– И чо? – спросил Семак.
– В очо, – ответил я намеренной грубостью и добавил: – Рот закрой.
– Не, я не понял, а вы кто такие? – забухтел было он, но я просто шагнул вперед и пнул его в ребра, не жалеючи. Семак лишь икнул и замолчал, часто задышав.
– Давай, этому одеться дайте – и грузите в машину, – сказал Тенго, показав на второго парня. – И этот пусть оденется, глаз не спускать.
В комнату заглянул парень в разведбатовской форме, сказал:
– Там соседи всполошились,
– Ну и правильно сделали, – сказал Тенго. – Давай иди на улицу, контролируй.
– Есть.
Телефонов в домах не было, так что шухер поднять никто не сможет. Да и не побежит никто до милиции по темным улицам – это тоже понятно, так что мы могли смело заниматься своими делами.
Документы Семака нашлись сразу, в одежде, кое-как сваленной на спинку стоящего рядом с кроватью стула. Я сверил фотографию на удостоверении личности с оригиналом – он, никакой ошибки. Расстелив на столе старую газету, бросил удостоверение на нее, взял ремень с кобурой, вытащил из нее кольт, выкинул магазин, заглянул в патронник, убедился, что оружие ухоженное, после чего так с ремнем и кобурой забросил его к себе в сумку.
– Трофей будет, – сказал я Федьке, уставившемуся на меня.
– А… ну да, – кивнул он и взялся дальше обшаривать шкаф, вываливая из него вещи на пол.
Ничего особо интересного найти здесь не ожидали – по нашим прикидкам, Саня Семак был у старших ребят на подхвате, но все же уйти, не обыскав хаты, было нельзя: мало ли! Нашли ППШ, который тоже экспроприировали, с шестью магазинами. И патронов немало. Сане оно уже все равно не понадобится, даже если в живых оставят, так что не пропадать же добру! Деньги же брать никто не стал – забросили в один сверток с документами.
Семак был уже одет, руки опять связаны, ноги тоже, но не туго – можно маленькие шажки делать. Он сидел на стуле, мрачно глядя на производимый в доме разгром. Молчал, хотя явно было видно, что ему хочется много что сказать. Но такая возможность у него еще будет: разговор у нас запланирован.
– Все, заканчиваем и отходим, – скомандовал Тенго.
Бойцы засуетились, начали быстро покидать дом. С лязгом захлопали тяжелые стальные двери бронетранспортера, вновь зарычал двигатель. Заскрипел снег под тяжелыми зубастыми колесами, затем звук начал удаляться, а в дом заполз тяжелый запах выхлопа.
– Пошли, Саня, – хлопнул я задержанного по плечу. – У нас с тобой еще все разговоры впереди.
Идти Саня толком не мог, пришлось помогать, подхватив с двух сторон под мышки. «Кюбель» стоял возле крыльца – бойцы Тенго подогнали, но самих бойцов уже не было. Пустота на улице Саню явно напугала, он задергался и даже хотел то ли сказать что-то, то ли закричать, но Тенго ударил его кулаком в спину и прошипел: «Только пикни, голову отрежу».
Его затолкали на заднее сиденье тесной машины, рядом с ним уселся Федька, выразительно направив в его сторону ствол пистолета. Тенго же, сидевший справа от меня, сказал:
– Давай до первого перекрестка – и на нем налево.
– Понял.
Петляли мы по улицам Захолмья минут десять, пока не оказались на задах чего-то вроде маленькой фабрики или большой мастерской, огороженной высоким кирпичным забором с колючкой поверху. Дороги как таковой здесь не было, но все же что-то вроде проселка машины накатали. Остановились. Темнота, даже чернота скорее, свет только от фар. Выбрались из машины, затем потащили задержанного. Тот уже почти спекся, начал дергаться и тихо подвывать – гонор весь слетел. Потащили по дороге в пятно света от фар, бросили на колени.
– Саня, жить хочешь? – спросил я, присев перед ним на корточки. – Только честно ответь, подумав.
Саня думал недолго:
– Хочу.
В этом я не сомневался с первой минуты, как увидел его. По лицу понял. Саня из тех, которые наглые, но наглые потому, что ни разу ни с чем плохим не сталкивались. Просто жизнь не учила.
– А что сделаешь за то, чтобы жить?
– А что надо?
– Говорить надо, Саня. Начистоту и, прости за тавтологию, чистую правду. Будешь говорить?
– Буду.
– Чего будешь? – уточнил я.
– Говорить.
– Тогда говори про то, как убили Валю Демину и ее мужика. Только честно говори и со всеми подробностями. Как на брехне поймаю – так и стрельну в коленку, понял? Поймаю опять – стрельну во вторую. Потом пасть тебе завяжем и здесь бросим: твари на кровь всегда приходят, ты в курсе?
Саня рассказал все и без всякого дополнительного стимулирования. Его даже бить не пришлось, не говоря уже про в коленки стрелять. Работал он в охране у Червонца сравнительно недолго, но выгоду такой работы потом вдруг оценил. Заранее его никто ни о чем не предупреждал, в тот вечер он даже домой ушел. Заехал Бронислав Мышлицкий, вызвал, усадил в машину – и уже по дороге задачу поставил: быть на подхвате, а после всего еще и свидетелем. Возле дома Вали увидели машину – ГАЗ-68 с глухим кузовом-ящиком, возле нее еще двое стояли, Играшин и наш Паша. Дом Николая с Валей находился в конце тупикового переулка, еще и изгибающегося, так что даже соседи вряд ли могли разглядеть стоявших. Постояли, покурили, дождались, пока не показался «опель-капитан» Николая, Валиного сожителя. Тот не испугался – он на Червонца работал куда активней, чем на власти Углегорска, поэтому разве что чуть удивился. Разговаривал с Николаем Мышлицкий, Саня к беседе не прислушивался, но разговор шел о каких-то бумагах. Николай покивал, пошел к дому, за ним следом Паша, Мышлицкий и Играшин, у Играшина в руках было что-то вроде то ли чемодана, то ли просто ящика с ручкой.
Со слов Сани выходило, что он сам никого не убивал, так и караулил возле машин. И я был склонен ему верить: из этой компании он действительно самым молодым был, и кто-то должен был остаться на улице. Произошло все просто – из дома послышался женский крик, потом серия пистолетных выстрелов. Затем на крыльце показался Паша, который тащил тяжелораненого Николая, прижимавшего окровавленные руки к животу. Стащив его с крыльца на снег, Паша отступил назад, продолжая целиться из пистолета. Второй пистолет он держал в руке.
К раненому же подошел Играшин, в защитных очках, поднес к его лицу чемоданчик, приоткрыв крышку. Николай дернулся несколько раз так, словно через него ток пропустили, потом уже Играшин сказал что-то, вытащил ствол, и вдвоем они несколько раз выстрелили раненому в грудь. Паша протер рукоятку второго пистолета, вложил в руку убитому. На этом все и закончилось, вышедший из дома Мышлицкий кинул Сане ключи и приказал гнать в отделение милиции, вызывать тех на убийство.
– Я в глаза-то убитому глянул – а они черные. Ваще черные, – сказал тогда Саня.