Движущиеся картинки
Шрифт:
– НУ, НАМ ПОРА.
– Старый Тенто говаривал, что-то есть там, под холмом, такое – большую силу над людьми имеет, разные странности заставляет делать, – сказал Деккан, нехотя следуя за удаляющейся фигурой. – За собой я никаких странностей не замечал.
– А ЭТИ ТВОИ ПЕСНОПЕНИЯ?
Смерть прищелкнул пальцами. Конь, бросив щипать скудную траву на песчаной дюне, рысцой подбежал к хозяину. Деккан с удивлением посмотрел на следы от копыт, остающиеся на песке. Он-то ожидал увидеть искры или хотя бы оплавленные камни.
– Э-э… – нерешительно протянул он. – Слушай, э-э-э… может, объяснишь, а что теперь со мной будет?
Смерть объяснил.
– Так я и думал, – мрачно отозвался
Огонь, горевший всю ночь на макушке невысокого холма, взметнул облако пепла и померк.
Остались лишь несколько раскаленных углей. Вскоре погаснут и они.
Погасли.
За целый день ничего не произошло. Затем в мелкой выемке на краю угрюмого холма сдвинулась с места пара песчинок. Образовалась крохотная дырочка.
На поверхность вылезло нечто. Нечто невидимое. Нечто восторженное, самопоглощенное и замечательное. Неосязаемое, как мысль. Собственно, это и была мысль. Своевольная мысль.
Она была стара, но возраст ее не мерился календарем, известным человечеству. Сейчас у нее были лишь память и настоятельная потребность. Она помнила иные времена, иные миры. И ей нужны были люди.
Она поднялась на фоне звезд, очертания ее начали меняться, завиваясь дымком.
На горизонте виднелись огни.
И эти огни ей понравились.
Несколько мгновений она приглядывалась к ним, а потом невидимой стрелой протянулась к городу и рванулась вдаль.
Действовать ей тоже понравилось.
Прошло несколько недель.
Говорят, все дороги ведут в Анк-Морпорк, в самый большой город Плоского мира.
Во всяком случае, говорят, будто так говорят.
Но это изречение ошибочно. На самом деле все дороги ведут прочь от Анк-Морпорка – просто некоторые ходят по этим дорогам не в ту сторону.
Поэты давно отказались от попыток воспеть этот город. Сейчас самые хитрые из них пытаются лишь подыскать ему оправдания. Ну да, говорят они, может, он и смердит, может, он перенаселен, может, Анк-Морпорк и впрямь похож на преисподнюю, где погасили адское пламя и на целый год разместили стадо страдающих поносом коров, зато нельзя не отметить, что город этот просто кишит неугомонной, бурной, стремительной жизнью.
Все это самая что ни на есть правда, пусть даже и сказанная поэтами. Хотя менее поэтичные люди не согласны с ними. Матрацы тоже могут кишеть жизнью, говорят они, только им почему-то оды не посвящают. Горожане искренне ненавидят этот город, и если им приходится уехать по делам, на поиски приключений или, что гораздо чаще случается, до истечения срока ссылки, они с нетерпением ждут возможности вернуться в Анк-Морпорк, чтобы снова насладиться этой ненавистью. На задние стекла своих машин они наклеивают плакатик: «Анк-Морпорк: Ненавидь или Вали». А еще свой родной город горожане называют Большой Койхрен – в честь знаменитого фрукта [1] .
1
Фрукт, произрастающий в некоторых районах языческого Пупземелья. Имеет двадцать футов в длину, покрыт шипами, цветом напоминает ушную серу, а запахом – муравьеда, который наелся тухлых муравьев.
Время от времени очередной правитель Анк-Морпорка возводит вокруг города стену, якобы для защиты от недругов. На самом деле Анк-Морпорку враги не страшны. Наоборот, он встречает их с радостью – в особенности если у завоевателей есть деньги, которые можно потратить [2] .
Город видел
2
В знаменитом издании Гильдии Купцов и Торговцев «Дабро нажаловаться в Анк-Морпоркъ, горад тысичи сюпризов» имеется теперь целый раздел, озаглавленный: «Итак, ты фторкся к нам, вандал, и што мы тепер будим делать?», публикующий заметки о ночной жизни города и о сувенирах, что продаются на базарах, а в рубрике «Куда лучше перекочевать?» можно найти список ресторанов, предлагающих свежий кумыс и якский пудинг. Согласно статистическим исследованиям, большинство варваров, возвращаясь трусцой в свои промерзшие юрты, терзаются одним и тем же вопросом: как они умудрились так быстро обеднеть и при этом оказаться владельцами скверно сотканного ковра, литра негодного вина и тряпичного ослика лилового цвета в соломенной шляпке?
Бддыщщ.
Взрывом выбило стекла, сорвало дверь, почти напрочь снесло дымовую трубу.
Такое на Улице Алхимиков не в диковину. К взрывам здесь относятся снисходительно. По крайней мере, взрывы – штука понятная, да и длятся недолго. Уж лучше взрывы, чем запахи, которые наползают исподтишка.
Взрывы, можно сказать, – явления природы. Или того, что от нее остается.
А этот взрыв был хорош даже по строгим меркам местных знатоков. В его черных клубах, в самой глубине, светилась багровая сердцевина, что случается нечасто. Обломки кирпичной кладки оплавились сильнее обычного. В общем, взрыв удался.
Бддыщщ.
Когда после взрыва прошла минута-другая, из дыры с рваными краями, зияющей на месте прежней двери, шатаясь, появилось некое существо – без волос, в еще тлеющих лохмотьях, оставшихся от одежды.
Неверными шагами добрело оно до толпы, собравшейся полюбоваться на разрушения, и случайно оперлось черной от копоти рукой о торговца мясными пирожками и сосисками в тесте. Торговца звали Достабль, и прозвище его было Себя-Режу-Без-Ножа. Он обладал почти сверхъестественным умением безошибочно оказываться там, где был хоть малейший шанс развернуть торговлю.
– Слово вспоминаю, – мечтательно и отрешенно произнесло существо. – На языке вертится…
– Ожог? – с готовностью подсказал Себя-Режу.
Однако тут же в нем возобладали интересы дела.
– После такой встряски, – заговорил он, придвигая свой лоток, столь забитый утилизированной органикой, что в недрах его вот-вот должен был зародиться разум, – что может быть лучше горячего пирога с мясом?
– Нет-нет-нет. Не ожог. Слово, которое говорят, когда что-то откроют. Выскакивают на улицу и кричат, – поспешно перебил тлеющий незнакомец. – Особое такое слово, – добавил он, мучительно сморщив закопченный лоб.
Толпа, смирившись с тем, что взрывов более не предвидится, обступила алхимика. Продолжение действа могло оказаться не менее интересным, чем сам взрыв.
– Ну да, верно, – сказал какой-то старик, набивая трубку. – Выскакивают на улицу и кричат: «Пожар! Пожар!» – Он торжествующе огляделся по сторонам.
– Нет, не то…
– Может, «Караул!» или…
– Он верно говорит, – вступила в разговор женщина с корзиной рыбы на голове. – Есть особое слово. Иностранное.
– Точно-точно, – поддержал другой ее сосед. – Особое иностранное слово для тех, кто открытие сделал. Его изобрел какой-то иностранный чудик у себя в ванне…