Движущиеся картинки
Шрифт:
– Точно, а так ведь можно премию получить или ценный подарок.
– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ…
– Правильно! А потом, если мы спасем детей, это будет… это будет… создание положительного имиджа тролля, хороший, как его, публичный рилейшн.
– А если никого не спасем, в конце концов можно сожрать пса, правильно?
Трактир опустел. В нем остались лишь вечные облака дыма, котлы с плавящейся троллевой снедью, Рубина, лениво соскребывающая застывшие остатки лавы с мисок, а также мелкий, изъеденный блохами, затравленного
И этот мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес пребывал в тяжких раздумьях.
Он пыталась определить разницу между «выглядеть Чудо-Псом» и «быть таковым».
– Вот паскудство, – наконец подвел итог пес.
Виктор помнил, что в детстве очень боялся тигров. Напрасно взрослые убеждали его, что в радиусе трех тысяч миль никакого тигра не может быть в помине. Маленький Виктор задавал вопрос:
– А между нашим городом и тем местом есть какое-нибудь море?
И когда взрослые говорили, что, дескать, моря, может, и нет, Виктор всегда отвечал:
– Значит, нас разделяет только расстояние…
То же самое он мог бы сказать применительно к тьме. Все жутковатые темные местечки одинаково жутковаты именно благодаря природе тьмы. Тьма – везде, тьма – неизменна, тьма лишь поджидает, когда исчезнет свет. Это как Подземельные Измерения – они только и ждут, когда в реальности появится трещина.
Виктор покрепче обнял Джинджер.
– Не нужно, – сказала она. – Я уже взяла себя в руки.
– Молодец, – без особого воодушевления похвалил он.
– Да, но твои руки тоже обнимают меня.
Виктор попытался расслабиться.
– Тебе холодно? – спросила она.
– Немного. Здесь как-то сыро и промозгло.
– Значит, это твои зубы так скрежещут?
– А чьи же?… О нет, – поспешно добавил он. – Лучше не отвечай.
– Знаешь, – сказала она спустя минуту-другую, – хоть убей, не помню, что я тебя связывала. Я ни один узел толком завязать не умею.
– В этот раз у тебя все получилось.
– Помню только свой сон. Я слышала голос, который говорил мне, что я должна кого-то разбудить… разбудить… того спящего!
Виктору тут же вспомнилась закованная в латы фигура, возлежавшая на надгробной плите.
– А ты этого спящего хорошо разглядела? – спросил он. – Можешь описать его внешность?
– Сегодня я его толком не рассмотрела, – задумчиво произнесла Джинджер. – Но во сне он всегда чем-то похож на моего дядю Освальда.
И тогда Виктору вспомнился меч, который длиною превышал его собственный рост. Удар такого меча отразить попросту невозможно – он разрубит пополам любое препятствие. Он представил себе типа по имени Освальд с таким мечом в руке – и содрогнулся. Картинка была не из приятных.
– А почему он напомнил тебе дядю Освальда? – полюбопытствовал Виктор.
– Потому, что дядя Освальд лежал так
Виктор открыл было рот – и тут услышал далекие, невнятные голоса. Несколько глыб сдвинулись с места. И голос, прозвучав на сей раз гораздо ближе, сказал:
– Здравствуйте, дети! Выходите, дети, мы вас спасли.
– Это же Утес! – воскликнула Джинджер.
– Я бы узнал этот голос из тысячи! – вскричал Виктор. – Э-гей! Утес! Я здесь! Это я, Виктор!
Повисла неуклюжая пауза. Но вскоре голос Утеса зазвучал во всю мощь:
– Это же мой друг Виктор!
– Значит, нам его есть нельзя?
– Никто не съест моего друга Виктора! Мы его быстро-быстро раскопаем!
Послышались скрежещущие звуки. Потом Виктор услышал, как какой-то другой тролль сказал:
– И это называется известняк?! Гадость какая-то…
Скрежет возобновился. Вступил третий голос:
– Может, все-таки съедим их, а? Ведь никто ничего узнает.
– Ты – некультурный тролль! – рявкнул Утес. – Ты что говоришь? Если ты начнешь есть людей, все будут смеяться над тобой, пальцами показывать, говорить: вот какой глупый тролль, абсолютно не умеет вести себя. В итоге тебя лишат трех долларов в день и отправят обратно в горы.
Виктор издал легкий смешок – по крайней мере, он надеялся, что смешок у него получился.
– Помереть можно со смеху, правда? – повернулся он к Джинджер.
– Ага. Помереть.
– Уверяю тебя, вся эта людоедская болтовня – сплошная бравада. Они сейчас этим почти не занимаются. Можешь не волноваться.
– Я и не волнуюсь. Я волнуюсь только из-за того, что по неизвестной мне причине гуляю во сне. Ты сейчас заставил меня поверить, что я хочу разбудить того воина. Но ведь это настоящий кошмар. Значит, с головой у меня что-то случилось.
Еще несколько глыб с грохотом сдвинулись с места.
– Как-то странно все это, – проговорил Виктор. – Видишь ли, в большинстве случаев, когда люди одержимы… эт… гм… ну, то есть одержимость не предполагает заботливого обращения с ближним, да и с самим собой тоже. Одним словом, одержимость не стала бы тщательно связывать меня по рукам и по ногам. Просто врезала бы мне чем-нибудь по макушке, и все.
Он поискал в темноте ее ладонь.
– А этот человек на надгробной плите…
– Ну?
– Я уже видел его. В книге, которую нашел. Там масса картинок с его изображением. Видимо, считалось, что он очень важный, потому и скрыли его за воротами. Во всяком случае, мне кажется, именно об этом говорят пиктограммы. Врата… человек. Человек по ту сторону врат. Пленник. Понимаешь, я теперь точно знаю, все эти жрецы, или как их там, должны были делать свои обходы и совершать песнопения только потому, что…