Двое на дороге (сборник)
Шрифт:
– Ты что, девочка? Ты на меня посмотри. А если увидит кто? Меня если не убьют, то покалечат – это точно. Тут двух мнений быть не может, – Седой покачал головой. – Нет. Мне в своем подвале как-то уютнее. Выкинь эти мысли из головы и иди, ешь свои пироги, а я пошел. Экзотики ей захотелось. Во дает.
Он повернулся, но Аврора тут же крепко вцепилась ему в руку. Седой задержался, намереваясь стряхнуть настырную пигалицу, и встретился взглядом со злым взглядом маленькой девочки. Все очарование сразу пропало, растаяло, как предрассветный туман, и Седой вмиг пожалел, что оказался здесь в столь не подходящее для себя время. Каждой клеточкой своего много раз битого тела он ощутил опасность, но отступать было некогда, да и некуда.
– Нет, ты пойдешь, – шипела Аврора, сузив злые глаза. – А нет, так я кричать буду. Всем расскажу, что пытался утащить меня в свой грязный подвал. И тогда тебя будут долго бить и посадят в тюрьму.
– Да отпусти ты. Вот настырная, – Седой несильно тряхнул рукой, но сбросить Аврору было все равно, что присосавшуюся пиявку. Держалась она крепко, цепко. Откуда и сила взялась в детских ручонках?
– Пойдешь или нет? – она не отпускала.
– Пойду я. Пойду, – Седой уже смирился со своей участью. – Отпусти, настырная.
– Пойдем, – она отпустила, встала рядом, сразу превратившись в само очарование, каким была до этого. – Да не бойся ты.
– Ты что, не могла найти другую игрушку? – Седой стоял не двигаясь, выжидая время и размышляя, куда бы рвануть. Но вредная девчонка, встав позади него, перегородила тропу и отрезала путь к отступлению. Справа высились железные гаражи, слева глубокий ров, заполненный талой водой. Путь был только один – вперед. А отшвырнуть ее в сторону Седому на ум не пришло, настолько он был парализован напором и злобой маленькой ведьмы и той метаморфозой, в мгновение произошедшей с невинной двенадцатилетней девочкой. Седой в последний раз взмолился: – Да отпусти ты меня за-ради бога.
Но натолкнулся на холодный взгляд и уныло побрел вперед. Больше всего в этот момент он хотел оказаться в своем уютном подвале.
По дороге им никто не встретился. Это было странно, особенно если учитывать, что на дворе стоял будний день. Около большой железной двери они остановились. Аврора достала из коротенького полушубка ключ, открыла дверь, лукаво посматривая на Седого. Он зашел первым. Нерешительно остановился. Прихожая была огромной – противоположный конец терялся где-то вдали. Аврора щелкнула замком, забегала по квартире, включая свет, где только можно. Шубку, сапожки, и всю одежду она бросала прямо на пол.
– Ты раздевайся! – крикнула она откуда-то из глубины.
Седой осмотрелся, потрогал дверь. Понял, что ее не взломать, и вздохнул. Слева висело зеркало, и оттуда на него смотрел взъерошенный, абсолютно седой мужик с испуганными глазами. Последний раз он брился три дня назад станком, который нашелся у запасливого Коляна. Щетина отросла и торчала в разные стороны, придавая ему угрожающий вид. Седой провел пятерней по голове, но непокорные волосы так и остались торчать. Он состроил себе рожу, пробормотал:
– Бармалей, чистый бармалей.
В глубине комнаты неожиданно заорала музыка. Седой вздрогнул и посмотрел на свои руки, большие, красные с набухшими жилами. Первоначальный испуг у него пропал, и он понял, что надо делать. Седой задумчиво посмотрел туда, где орала музыка и медленно пошел на шум. На мгновение остановился, наклонился, выдернул из своих ботинок шнурок – сунул в карман.
– Сама виновата, – пробормотал себе под нос. – Загнала в угол. А я кто? Бомж, как ты сказала. А бомжам тоже жить охота.
Мыслей в голове не было. Кроме одного желания – вырваться отсюда и вновь оказаться на улице.
Она выскочила к нему навстречу неожиданно, прямо под ноги, и Седой от неожиданности отпрянул. Он сунул руку в карман, нащупал шнурок и в этот момент увидел в руках Авроры кусок пирога, откусанный с одной стороны.
– На, поешь, – протянула она лакомство.
Седой в изнеможении опустился на пол, так и не вытащив руку из кармана.
– Что же ты такая злая, – он взял из ее рук пирог, теплый, еще пахнувший духовкой, вдохнул давно забытый родной запах, осторожно слизнул несколько крошек, только сейчас почувствовав, насколько он голоден. – Затащила меня, словно зверюшку, к себе домой и развлекаешься.
– Не сердись, – она хотела сесть рядом, но недовольно наморщила нос. – Ну и вонища от тебя. Прямо жуть. У вас там что, душа нет? В подвале, где ты живешь.
– Есть, – пробормотал Седой с набитым ртом. – Только воду временно отключили. И горячую, и холодную.
– Хорошо, – согласилась Аврора. – Я тогда здесь посижу, в сторонке. А ты ешь, у меня еще есть. Принести?
Не дождавшись ответа, вскочила и принесла целое блюдо, половину которого занимала еда, которую Седой не помнил когда в последний раз и пробовал.
– Ешь.
– А ты не боишься, что я сейчас тебя здесь придушу? Теперь-то мы одни. И никто мне не помешает сделать свое черное дело. А?
– Нет, – Аврора помотала головой. – У тебя глаза добрые. Я это еще там заметила, на улице.
– Добрые… Хм… Я умею быть и злым.
– Опять ты все врешь. Ты не сердись, что я тебя сюда затащила. Хорошо?
Седой съел все, до последней крошки. И даже, наплевав на приличия, облизал тарелку. Увидя это, Аврора засмеялась.
– Смешной ты. Как Фунтик.
– Фунтик – это кто?
– Песик у меня был. Но под машину попал, и мы его похоронили, – в голосе Авроры послышались слезы.
– Странная ты. То смеешься, то плачешь.
Седой почувствовал, что начал проваливаться в пустоту. Сытый желудок давил на легкие, и приятная истома разливалась по всему телу. Сперва он боролся с дремотой, но потом сдался. Аврора еще что-то говорила, но он ее уже не слушал. Последней мыслью Седого было, что надо бы встать и уйти, а то придет злой дядя Сережа и надает по сопатке. Но сил сделать хоть одно лишнее движение уже не было, и Седой погрузился в глубокий спокойный сон. Он скатился по стене и головой стукнулся о паркет, но проснуться уже не смог.