Двое с лицами малолетних преступников (сборник)
Шрифт:
— Ой! — досадливо сказала мать Винта. — Стригись как хочешь. Ты уже взрослый… Подумай, на кого ты будешь похож!
Винт заторопился из дома, пока она не передумала. По пути захватил топорик из сарая. Он был нужен сделать дыру в заборе, через которую мог пролезть человек.
Винт не думал о своей красоте, хотя волос было жалко.
Парикмахерша проделала в его прическе борозду ото лба до затылка, и переживать стало поздно. Кухня увидел его, остриженного наголо, не удержался и захихикал.
— Сейчас все брошу на фиг! — разозлился Винт.
Кухня
У забора росла здоровая старая береза. С нее двор для прогулок был как на ладони. Надуть тридцать шаров оказалось делом очень трудным, кружилась голова, в горле першило от талька — им зачем-то пересыпают шары.
Кухня остался на березе. Винт спустился, обошел забор, проверил доски, которые они заранее оторвали, и начал переодеваться. Кухня видел все это со своей березы. Пока не вышли больные, он успел надуть еще пару разноцветных шаров.
Психи гуляли вторую прогулку — им перед ужином полагалось. Винт в щель выглядел Гришу.
— Ну что ты тянешь? — прошептал он, будто Кухня стоял рядом.
Кухня рассчитал точно. Для начала медленно-медленно из березовой листвы выплыл первый шар. Его заметил один больной, побежал к месту, куда он должен был упасть. Двое других увидели бегущего товарища и не размышляя бросились вслед. Следующие два шара закувыркались под порывом ветра, важно опустились на землю. А в воздухе плыла новая партия. Сумасшедшие, кажется, решили, что наступил Новый год, и веселились вовсю. Один, самый агрессивный, захватил несколько шаров и не подпускал никого; у другого в руках шар лопнул, и он тупо смотрел на ладошку с порванной резинкой. Несколько человек азартно толкали друг дружку, изображая футбол.
Санитары опомнились, хотя и не знали, что делать в таком случае. Уже полтора десятка шаров скакали по земле, больные задрались. Санитары бросились разнимать, один снизу орал на Кухню и грозил ему кулаком.
Гриша сидел себе тихо в стороне и не интересовался возней с шарами. Товарищ у него нашелся такой же безразличный. Они сидели и наблюдали. К ним подошел Винт в отцовской пижаме. Она была на несколько размеров больше, чем надо. Винт взял Гришу за руку. То ли Гриша узнал его, то ли ему было все равно, но он покорно пошел за ним. Плохо, за ним увязался его новый товарищ. Винт отодвинул доску в заборе, подтолкнул в дыру Гришу, псих поперся следом.
— Иди отсюда, дурак! — прошипел Винт, скользнул за Гришей.
Гришиному товарищу это не понравилось, и он стал колотиться с той стороны. Подоспел Кухня и стал держать доску. Винт скинул с себя пижаму, под ней были нормальные брюки и майка. Гриша натянул Кухниного папы штаны.
Они благополучно миновали город, вышли на кладбище. Гриша хотел прямиком махнуть в свою трансформаторную будку.
— Ты совсем больной?! — кричал Кухня. — Мы тебя выручили?!
Хотелось узнать у него, какую могилу копали той жуткой ночью, когда кто-то кричал, Гриша бился в припадке, а милиционеры стреляли, чтоб остановить несчастливого Сэра.
Они опоздали. Могила, где когда-то сидела старуха в черном и у нее горела свечка в земле, была уже раскопана. То есть видно было, что ее копали, земля была рыхлой, а холм над могилой был много выше, чем тогда.
— Я тебе говорил, Винт! — расстроился Кухня, взял горсть не успевшей засохнуть земли. — Кто-то здесь уже побывал.
— Ну и плевать, — сказал Винт.
Гришу неожиданно заколотило, да так, что боязно стало, вдруг опять у него припадок начнется.
— Ты чё? — Винт подергал его за рубашку.
Гриша замычал тоскливо, показал на фотографию жизнерадостного негра на соседней могиле.
— Пойдем, ладно, — сказал Кухня. — Гриша негров никогда не видел. Боится…
Как он радовался, несчастный глухарь, когда оказался в своей трансформаторной будке. Хватал знакомые предметы — мятый чайник, кусок толстого зеркала. Даже рукой провел по стене — то ли здоровался, то ли, наоборот, не узнавал. Потом вдруг взял и заплакал.
Ребята отвернулись. Кухня вдруг вспомнил: давным-давно его отлупила бабушка. С компанией таких же, как он, маленьких идиотов он дразнил уличного дурачка. Кухня хотел отличиться, кинул камень и пробил Грише голову. Бабушка стегала его прутом, подошел немой и удержал ее руку. У него из головы текла кровь. Бабушка бросила прут, заплакала. Тут и Кухня заревел. Он почему-то испугался, что больше с ним уже никто и никогда жить не будет.
Глава пятая
Записки сумасшедшей
Конов не любил Москву. Больно много здесь было начальников и жуликов. Причем те и другие походили друг на друга, как родные. Даже тренированный взгляд опытного инспектора не выручал. Конов готов был спорить — если человек в Москве улыбается тебе навстречу, не орет, не лезет вперед, не знает все на свете, то он явно приехал с Камчатки в командировку или делает здесь пересадку из Самары на Калугу. Столица ничему не удивляется и всех может поставить на место. Какой-нибудь житель Бирюлева в две секунды объяснит космонавту, год проболтавшемуся в космосе, что у американцев техника сильнее. Восстань сегодня Владимир Мономах, чумной таксист скучно скажет: «А-а, ты из Киева».
У Конова были соображения насчет исправить положение — например, перенести столицу в Уральские горы. Но идеи сыщика из Судимова никого не волновали. Наоборот, у Москвы были соображения насчет Судимова, и они всегда проходили и приносили судимовцам одни неприятности.
Сегодня Москва радовала Конова. Он сразу вышел на Алика. С поезда поехал на телевидение, узнать, где может быть этот счастливец. Алик был тут, на студии, записывался на новую передачу про людей, которым в жизни везет.
— А зачем вам его? — спросила косоватая и рыжая.