Двое
Шрифт:
Виктор вдруг увидел себя: он стоял у черной доски и говорил уверенно, резко, рассекая воздух ладонью:
... мне было отвратительно думать, что я окажусь замешан в такой грязной истории. Но в конце концов я сделал то, что должен был. Ведь это я сообщил в инспекцию нравов об этой женщине.
– Вы?
– Когда
– Так это были вы?
– Да! Эта женщина была мне противна. Противно все с нею связанное!..
– Достаточно.
– Врач протянул руку и выключил телевизор. Стало очень тихо.
– Вы показали ей это?- проговорил Виктор.
– Да,- ответил врач.- И не один раз. Мы продублировали наиболее сильные места из вашей речи, и она слушала их вчера здесь пока... пока...- Он замялся, пощелкал пальцами в воздухе.- Пока ей не надоело. Нам пришлось, конечно, ее немножко зафиксировать, но ей это было очень полезно. Чрезвычайно! Эффект превзошел все наши ожидания. Как говорили древние: самое полезное лекарство - самое горькое.
Виктор весь согнулся, словно многокилометровый атмосферный столб придавил его своей тяжестью.
– Но как же...
– Он опустился на стул.
Врач развел руками, потом взял со стола какую-то бумажку и стал внимательно изучать.
– Как же?- Виктор вскочил.- Зачем вы ей показали?
– А почему мы не могли ей показать? Я, кажется, этого вам не обещал. К тому же, вы ведь были искренни. Не правда ли?
Не помня себя, Виктор бросился вперед, сбил по дороге стул, перегнувшись через широкий неподъемный стол, схватил человека в халате за воротник... Лицо его перекосилось, он замахал на Виктора руками. В ту же секунду сзади Виктора метнулась тень, страшная боль ослепила его, по рукам и ногам пронесся жгучий электрический разряд, и он повалился на пол, теряя сознание...
Вечером следующего дня он выходил из ворот больницы. Все тело нестерпимо болело, ломило кости... В голове стоял горячий туман. Он не чувствовал холодного ветра, не замечал снега, косо летящего навстречу. Домой. Ему сказали идти домой, и он пошел. Он идет домой. Идет домой. Идет... Ноги сами несут куда-то... Его толкают прохожие, что-то с шумом проносится рядом...
Потом он словно очнулся. Он стоит перед какой-то дверью, и все плывет и качается на длинной волне. То поднимется, то уходит вниз, в глубину. Он пытается что-то вспомнить... Поднимает руку, ищет звонок... Долго жмет на кнопку, и как сквозь толстый слой ваты слышит далекий звук...
Дверь давно уже раскрылась, а он все давит и давит на кнопку, налегая всем телом, будто это составляет главную его задачу...
Мирослава стояла на пороге и смотрела на него. Над головой ее заливался электрический звонок, все пел свою пронзительную песню. Наконец, она взяла его руку и отняла от звонка. Виктор стоял, упершись плечом в стену. Голова его поднималась и сразу безвольно падала на грудь, губы силились сказать что-то, но он только двигал челюстями и ничего не говорил. Лицо Мирославы дрожало перед ним, он видел это лицо, и не видел. Все мутилось, все погружалось и всплывало в омуте беспамятства... Голова его в очередной раз упала на грудь, он качнулся взад и взмахнул рукой, хватаясь за воздух.
– Вот...
Тогда Мирослава шагнула к нему, обняла крепко одной рукой и, осторожно ступая, удерживая его от падения, повела в квартиру, в теплую и светлую прихожую. Они одновременно переступили через порог, и дверь за ними закрылась...