Двоемирье. Книга 2. Право на счастье
Шрифт:
– Вообще-то, да, – он дождался, пока она выйдет из-за угла дома. – Только пожалуйста, не нужно мне «выкать», ладно?
– Но зачем вам… – Зелле отступила на шаг, словно готова была в любой момент убежать прочь. – То есть тебе… зачем их вообще защищать? После того, что они сделали. Я видела, что они сделали. Это… ужасно!
Зелле едва смогла договорить дрожащим голосом. Опустилась на крыльцо, закрыла лицо руками.
– Я это делаю именно для того, чтобы больше такого не произошло, – объяснил Кипран, присев рядом на корточки.
– Но, – Зелле подняла на него удивленный взгляд. – Думаешь, это поможет?
«Конечно», –
– Прости, мне пора идти. Дела не ждут. Продолжим разговор в следующий раз?
Сомнений в том, что этот «следующий раз» обязательно будет, у Кипрана не возникло ни на мгновение.
Совсем недавно, всего каких-то полторы декады назад, Берт был твердо уверен, что не создан для семейной жизни. Он бы поднял на смех любого, кто предположил бы обратное… и оказался бы катастрофически неправ.
Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри. Берт медленно открыл глаза и потянулся. Пусть даже этот кофе был всего лишь искусственно созданным умельцами суррогатом из лесных кореньев, он был ничуть не хуже настоящего, южного продукта. Берт на днях уже успел в этом убедиться.
Впрочем, быть может все дело в руках Варьетты? Волшебных руках, способных, кажется, на любые чудеса.
Каким же идиотом он был, сбежав тогда. Просто непроходимым тупицей! А она все это время ждала. Настоящее сокровище, которое он чуть было не упустил по собственной глупости. И вот теперь кто-то свыше решил подарить ему второй шанс.
Берт взял большую прозрачную кружку, от которой шел приятный аромат, подошел к окну, сделал глоток… и тут же поперхнулся, едва не расплескав весь напиток. Сколько ни занимайся самовнушением, это не особенно помогает.
Все-таки, его сын определенно знает толк в придумывании изощренных наказаний.
Совсем рядом с домом послышалось жужжание квадрокоптера, от которого Берт вздрогнул. В последнее время этот звук почти полностью заменил топот гвардейцев и пугал во много раз сильнее. Ведь все отвыкли глядеть на небо, считая, что оттуда не может грозить опасность. Она и не грозила до недавнего времени, пока на север не пришли новые технологии.
Берт дождался, пока звук стихнет, приоткрыл штору, выглянул на улицу, проводил взглядом скрывшийся за крышами домов миниатюрный аппарат.
Очередная «проверка безопасности». Хоть правительство и отменило чрезвычайное положение, но на деле… на деле проверки стали намного строже, только проводятся теперь с вежливыми улыбками и уверениями, что это лишь меры предосторожности.
«Нет, я как был идиотом, так им и остался», – Берт поморщился и с громким стуком поставил кружку на столик у кровати. Он ведь уже несколько дней мог быть безымянным трупом среди камней. Его могли в любой момент арестовать. Что угодно могло произойти. Вместо этого он сидит в теплом доме, пусть тесном и старом, пусть энергия в эту глушь подается в лучшем случае на пару часов в сутки – надо будет, кстати, усилитель собрать – но зато сам он живой и здоровый, а в соседней комнате женщина, которая почти двадцать лет продолжает любить его, несмотря ни на что.
Непонятно только, за что…
Спросить, что ли? Он обернулся к скрипнувшей двери, и увидел заглянувшую
– С добрым утром, – он постарался вложить в эти слова как можно больше жизнерадостности, но получилось… он и сам прекрасно понимал, что получилось паршиво.
Варьетта указала на висящие под потолком старые часы и проговорила жестами то, что должно было, видимо, означать «Уже давно не утро». И правда – Берт еще раз осторожно выглянул через узкую щелочку на улицу, где все небо плотно затянули облака.
Если так пойдет дальше, он совсем потеряет счет времени.
– Что же ты меня не разбудила? – спросил он расстроенно, даже не надеясь получить ответ – все равно он еще не успел освоить язык жестов. Хотя, какая, в сущности, разница, если до наступления темноты из дома и носа нельзя высунуть, а с ее наступлением жизнь в этом маленьком городишке замирает? Потому, собственно, они и решили спрятаться именно здесь. По крайней мере, на ближайшее время.
Варьетта в ответ начала что-то быстро жестикулировать, но, видимо, заметив недоумение Берта, хлопнула себя по лбу и достала из кармана широких брюк-шаровар блокнот. Это вызвало еще большее недоумение.
– Откуда он у тебя?
Ей ведь пришлось покинуть дом в такой спешке, что не было возможности захватить хоть что-то из вещей.
«Разбирала залежи в кладовой», – быстро написала она.
– С утра уже в делах, – вздохнул Берт, которому вдруг стало нестерпимо стыдно за свою полнейшую никчемность и бесполезность. – Почему ты вообще меня терпишь?
Варьетта удивленно вскинула брови, и спустя пару секунд на листе блокнота появилось:
«Терплю? О чем ты?»
– А, не обращай внимания, – отмахнулся Берт. – Я становлюсь невыносим, если долго нахожусь взаперти.
«Я пока не заметила», – улыбнувшись, написала Варьетта. Подумала и добавила: «Не забывай, я почти восемнадцать лет прожила с твоей маленькой копией, так что не испугаешь».
Сердце больно кольнуло от одного только упоминания о Джее. Что с ним сейчас? До сих пор Берту удавалось избегать этих болезненных воспоминаний, но теперь…
– Прости меня, – проговорил он едва слышно, и не сразу смог решиться посмотреть Варьетте в глаза. – Прости, прости. Он попросил, чтобы я искупил перед тобой свою вину, чтобы сделал тебя счастливой. Я и сам хочу это сделать, правда очень хочу. Но не знаю, как.
Руки задрожали так, что Варьетте пришлось крепко сжать его ладони своими. Как он мог так поступить с ней тогда? Как мог бросить и даже ни разу не вспомнить потом об этом? До сих пор в голове не укладывалось.
«Тебе ничего не нужно делать», – написала она, когда Берт немного успокоился. – «Ты вернулся, этого достаточно».
– Правда? – Берт внимательно вгляделся в ее светящиеся от счастья глаза, от уголков которых отходили «солнечные» лучики смешинок. Как хочется ей верить. А, собственно, почему нет? У нее нет причин врать. Поддавшись необъяснимому порыву, Берт сгреб Варьетту в охапку и крепко прижал к себе. Зарылся лицом в ее волосы, вдохнул исходящий от них едва уловимый запах домашней выпечки. – Слушай, неужели за все эти годы не нашелся кто-нибудь… кто-нибудь получше?