Двоевластие
Шрифт:
— Вот им у нас раздолье будет, как подуваним их!
Отцы и мужья оскорбляемых женщин хмуро исподлобья глядели на обидчиков, в то же время и боясь их, а молодые холопы разгоревшимся взором смотрели на наглые шутки разбойников.
А в стороне от них, у ручья, что бежал между двух старых берез, была иная картина. На лужайке рядом друг с другом лежали связанные боярин и Алексей, а подле них сидели рыжий Злоба с косолапым Русином. Тут же неподалеку, под надзором Козла, Поспелки и Распуты, сидели боярыня, боярышня и Маремьяниха.
Злоба
— Слышь, боярин, мы тебе худого не сделаем, с честью отпустим, только ты нам в Рязань отписочку дай, чтобы нам за тебя и твоих отступного дали. Дашь пятьсот, можешь и волчонка прихватить с собою. Не дашь — кого-кого, а его повесим. Беспременно уж повесим!
Боярин молчал, а Алексей сверкал глазами, готовый порвать веревки и броситься снова в неравную теперь битву.
Ольга с тоскою глядела на него. Угроза повесить Алешу долетела до ее слуха и сжала ужасом ее сердце.
Вдруг со стороны раздались крики.
— Батюшка, бьют! — заорал один разбойник, бросаясь к Злобе.
Тот бешено вскочил на ноги.
Какие-то всадники мяли его разбойников. Один миг — и на поляну выскочил на дорогом сером аргамаке юноша-воин; кольчуга блестела у него как рыбья чешуя, легкий шлем горел звездою, в руке сверкал короткий меч.
Злоба с ревом кинулся на него, но молодой всадник вздыбил коня, и тот ударил разбойника копытами прямо в грудь; в ту же минуту в правой руке воина мелькнул чекан, [43] и косолапый Русин со стоном повалился на землю.
Note43
Чекан — боевой топор с узким лезвием и молотовидным обухом.
— Так их, так, душегубов! — кричала Маремьяниха. — Его берите! его, злодея! убежит! — И она вцепилась в Поспелку.
Тот стал рваться от нее и бить ее по голове; но сзади появился огромный воин на коне; он нагнулся, ухватил Поспелку за ворот и поднял его на воздух.
Ольга думала, что все это она видит во сне.
Молодой воин соскочил с коня и снял шлем. Черные волосы, остриженные в скобку, высокий белый лоб, ястребиный нос и яркие серые глаза делали его лицо прекрасным.
К нему подскочил всадник и, спешась, сказал:
— Разогнали всех, княже, а коих перевязали. Повесить их, что ли?
— Подожди, — ответил молодой воин, — свяжи-ка и тех!
Он указал на лежавших без чувств Злобу и Русина и подошел к боярину и Алексею.
— Хвала Богу, что поспел со своею помощью, — сказал он, мечом разрезая путы, — вставай, боярин! — И, к удивлению Терехова, он низко поклонился ему и прибавил: — Прости Христа ради, что запозднились!
— Что ты, молодец! Господь с тобою! Тебе ли у меня прощения просить, коли ты всех нас от лютой беды спас? Кто ты, поведай! Было бы ведомо, за кого Богу молиться.
— Княжой сын Теряев-Распояхин, — ответил
— Миша! — воскликнул боярин. — Да ты ли это, княжий сынок? Ольга, глянь! Сын нашего князя! Женишок наш!
— Родной ты мой! — бросилась к руке его Маремьяниха.
Только лицо самого князя при этом возгласе затуманилось, и он исподлобья взглянул в сторону боярышни, которая вдруг потупилась; да Алеша, сперва с восторгом глядевший на молодого воина, что явился словно архистратиг, сразу нахмурился и ревниво сжал кулаки. Но боярин с боярынею не заметили этого; они, забыв о недавней опасности, осыпали князя вопросами.
Он едва успевал отвечать им.
— Случаем набрел я на вас. Батюшка послал меня к вам навстречу, я и поехал, да в Коломне остановился, ждать хотел там. А тут мужичонка прибег, говорит — на обоз напали. Я и поскакал.
— И в самую пору, соколик! — сказала Маремьяниха. — Загубили бы нас лиходеи. Везти к себе хотели.
— Ну, с ними мы управимся! — сказал князь и вдруг, к их удивлению, обратился к огромному белокурому воину на незнакомом языке. Тот ответил ему. Князь обернулся к боярину. — Мы, боярин, обоз сейчас на дорогу выправим. Дозволь боярыню да боярышню в колымагу посадить, а мы тем часом суд свой срядим!
— Вестимо, вестимо, князек! Ну, бабы! живо! — заторопил боярин. — Сажайтесь, что ли! Алеша, подсади!
Алексей порывисто рванулся помогать женщинам. Его глаза умоляюще взглянули на Ольгу. Она поняла его взгляд и, садясь, крепко сжала его руку.
— Только твоя! — прошептала она чуть слышно.
Обоз осторожно перевели на дорогу. Тем временем князь и боярин сели на сломанное дерево, и князь приказал своему слуге:
— Сходи-ка, Ерема, зачерпни воды да полей на голову вот этому! — И он кивнул на Злобу.
Ерема поспешно исполнил приказание.
Злоба очнулся. Княжьи слуги встряхнули его за плечи.
— Вставай перед князем! Ну, ну!
— Э! вот кто это! — вдруг закричал огромный воин.
Князь с удивлением обернулся.
— Чего ты, Эхе?
— Чего? Это — тот самый, что тебя украл тогда, маленьким! Я видал! Да! Да!
Злоба сверкнул на него глазами.
— Кого это я крал?
— А князя Теряева?
— Князя? — И Злоба, разинув рот, в ужасе отшатнулся.
— Повесить его! Сейчас повесить! — закричал боярин. — Ах ты, подлая твоя образина! Лиходей окаянный!
— Повесить! — тихо отдал приказ молодой князь и встал. — И будет, боярин! — сказал он. — Дать остальным по полусотне плетей да отнять оружие и взашей.
Скоро обоз двинулся в прежнем порядке.
Не хватало только нескольких человек, убитых в схватке, да иные шли перевязанные окровавленными тряпками.
— А ты, что же, пеший? — спросил вдруг князь у Алексея.
Тот хотел отвернуться, но не мог устоять против ласкового голоса князя.
— Коня подо мною убили, — ответил он.
— А мы тебе другого! Эй, Влас, спешься! Дай боярину коня!