Дворцовые тайны. Соперница королевы
Шрифт:
— Теперь вы видите, Ваше Величество, — твердила она королю, — я должна иметь свой собственный двор, свою собственную стражу. Мой враг — Кентская Монахиня, и она не отступится, пока меня не убьют. Это она наслала на меня этих ужасных мужчин в развевающихся женских юбках, вооруженных ножами и вилами, чтобы они покончили со мной и со всеми теми, кто был со мной в тот день.
Король не отвечал, а лишь кивал головой, вертя на пальце одно из своих колец. Этот жест, как я уже замечала раньше, свидетельствовал о том, что Его Величество пребывает в некотором замешательстве.
— Если она столь могущественна, как о ней говорят, то ее не победить и целой армии. Божественная сила во сто крат превышает силу любого
В голосе короля звучала какая-то странная покорность, словно он понимал, что не в силах противиться божественной воле. Но он отдал приказ удвоить охрану дворца, а затем и утроить ее. И еще он распорядился дать Анне дюжину стражников, которые должны были подчиняться ее приказам. И в качестве дополнительной защиты он сделал поистине тонкий ход: призвал к себе Кентскую Монахиню, чтобы они вместе могли вознести молитвы.
Я давно собиралась съездить в монастырь Святой Агнессы, чтобы попытаться увидеть Кэт, а теперь, когда эта обитель привлекала толпы почитателей и последователей Кентской Монахини, мне пришла в голову мысль — явиться туда простой паломницей, не называя своего имени. Я одолжила у одной из кухарок платье из грубой материи, на который накинула длинный серый плащ — традиционное одеяние тех, кто отправляется к мощам святого Томаса Кентерберийского [49] или к другим святым местам. Капюшон плаща закрывал мне пол-лица, и я сняла все украшения, которые по своей должности при дворе обязана была носить. В таком виде я не отличалась от тех, кто ехал или шел по пыльной дороге, тянувшейся на юго-восток к побережью. Лошадки подо мной и грумом, сопровождавшим меня, были самые простецкие, так что даже в этом мы не отличались от большинства паломников.
49
Томас Беккет (также Фома Кентерберийский, 1118–1170) — выдающийся английский государственный и церковный деятель XII века. Канцлер короля Генриха II Плантагенета, а затем архиепископ Кентерберийский (с 1162 г. по 1170 г.). Вступил в конфликт с Генрихом II и был убит, возможно, по наущению короля, на ступенях алтаря Кентерберийского собора. Через три года после смерти канонизирован. Его мощи в Кентерберийском соборе были на протяжении многих веков объектом массового паломничества. К гробнице Томаса Беккета направляются паломники из «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера — первого литературного произведения на английском языке.
На нашем пути со всех сторон только и слышалось:
— Она творит чудеса. Стоит ей помолиться о больном, и он исцелен.
— Она воскрешала людей из мертвых.
— Да нет же! Только Господь способен на это!
— Господь — и наша добрая Монахиня.
— Говорят, что она из бедной семьи, служанка. Чуть не померла от оспы или чумы. Но к ней спустилась Пресвятая Дева и вылечила ее. С тех пор ее и посещают видения.
— Сам король ее боится. Он хотел взять новую жену, но наша Монахиня ему запретила. Стоит ему жениться во второй раз, и он умрет. Он должен остаться с праведной королевой Екатериной.
— Пусть Монахиня помолится о чуде. И тогда у королевы Екатерины родится здоровенький, крепкий сыночек. Он-то и станет нашим следующим королем.
— Ну, это будет уж чудо так чудо. Как у библейской Сары, которой Господь послал сыновей, когда ей было уже за сто лет.
Разговоры не прекращались, некоторые паломники вдруг запевали, другие принимались молиться. Я посмотрела на пилигримов, ехавших рядом, и спросила себя — не те ли
Таким беспокойным мыслям я предавалась и тогда, когда въехала во двор обители, где уже собралась большая толпа. Какая-то монахиня поднесла мне чашу с водой из колодца. Я сделала большой глоток, а остатками попыталась немного омыть лицо от дорожной пыли. Монахиня улыбнулась, наблюдая за мной. Улыбка у нее была добрая, искренняя, и я от души поблагодарила ее.
Передав поводья моей лошадки груму, я присоединилась к остальным, и нас через огромные двойные двери провели в отдельное помещение, где не было ничего, кроме низкого ложа. На этом ложе было разложено довольно поношенное и не слишком чистое зеленое платье. Все окружающие опустились на колени в благоговейном молчании, и я последовала их примеру. Я услышала, как одна из женщин сказала: «Вот платье, которое было на нашей Монахине в тот день, когда ей явилась Пречистая Дева». Я осмотрелась и увидела, что в комнате выставлено еще несколько предметов — молитвенник, носовой платок, грязная перчатка. Никому не дозволялось дотрагиваться до них. Да и созерцать их разрешалось лишь коленопреклоненно.
— К чему такие почести, она же не причислена к лику святых, — сказал кто-то.
— В один прекрасный день она будет канонизирована, и в этом нет сомнений, — послышалось в ответ. — И тогда все эти вещи будут объявлены священными реликвиями.
В следующем зале — гораздо большем по размерам и освещенном свечами — было почти закончено возведение алтаря под балдахином, и паломники из многих мест, даже из Экзетера и Тетфорда, чуть ли не дрались за место рядом со святилищем. Многие принесли своих больных и умирающих, которых хотели положить как можно ближе к сверкающему в полутьме алтарю. Плакали дети, с губ страждущих срывались жалобные стоны, и на все это взирали святые и Дева Мария, сохраняя выражение доброжелательности и сочувствия на своих застывших деревянных ликах.
Я замерла в дверях зала, и тут увидела, как между больными передвигается маленькая фигурка. Это была женщина совершенно заурядной внешности, низкого роста, полноватая. Она легким движением касалась каждого, мимо кого проходила. Губы ее шевелились, но из-за шума в комнате мне было не разобрать, что именно она говорит. Я видела, как люди тянулись к ней, стараясь дотронуться до ее одежды, а одежда эта весьма напоминала то платье, которое было выставлено на обозрение в первой комнате. Теперь я поняла, что передо мной сама Кентская Монахиня и что она благословляет болящих.
Затем толпа расступилась и Монахиня покинула нас.
— Она уединилась для молитвы, — раздался голос рядом, — и вновь выйдет к народу только вечером.
Я вышла со всеми, опустилась на каменные плиты двора, как и другие паломники, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть, и подумала, что никогда не доводилось мне спать на более жестком ложе. Но такие суровые условия соответствовали всему облику обители, в которой, помимо роскошного золоченого алтаря в святилище, все вещи и помещения отличались строгостью и простотой. Некоторые монастыри выставляли напоказ свое богатство, обитель же Святой Агнессы к таким не относилась.
Меня разбудил перезвон колоколов. Вокруг люди пробуждались ото сна и поднимались с каменных плит. Мы вошли в часовню, в которой в отличие от шумной залы с алтарем, где Кентская Монахиня появилась перед нами в первый раз, царила благоговейная тишина. В углу открылась дверца, и она вошла, одетая в то же платье, в сопровождении нескольких женщин в длинных белых одеждах, какие носят те, кто готовятся принять святые обеты. Я пробежала взглядом по их лицам. Одно из них показалось мне знакомым. Приглядевшись, я поняла — это была Кэт!