Дворцовые тайны
Шрифт:
В последние годы жизни он много болел, но оставался таким же, как всегда, — добрым, ироничным и умным. В 1796 году на престол вступил Павел I, и Кирилл, помня о своем участии в свержении его отца, Петра III, не питал никаких иллюзий насчет своей судьбы — ждал, что его арестуют. Когда к Разумовскому заехал офицер, везший в Петербург известие о смерти жившего тогда на Украине фельдмаршала Петра Румянцева, и спросил старика, что передать новому императору, Разумовский пошутил в последний раз: «Передай, что и я умер!» Но Павел не тронул Разумовского. В 1803 году граф скончался у себя в Батурине, под сенью знаменитых украинских пирамидальных тополей. Это он когда-то привез их черенки из Италии — так они ему понравились. Итальянские деревья быстро прижились и навсегда стали неотъемлемой частью пленительных пейзажей Украины.
Московский оборотень: Ванька Каин
Имя вора и разбойника Ваньки Каина стало нарицательным еще в XVIII веке. Любопытно, что Каин прославился не только беспримерными злодеяниями, убийствами, обманами, но и… писательством, литературной деятельностью. Нет, пусть читатель не пытается представить себе идиллическую картину, изображающую старого заслуженного вора, который пишет свои мемуары на покое, в тихой уютной вилле где-нибудь в Швейцарии. Каин никогда не выбрался из каторги и сгинул где-то в Сибири. Но в какой-то момент, отбывая каторгу в Рогервике (ныне порт Палтийски, Эстония), он надиктовал одному из своих грамотных товарищей рифмованные записки о своих головокружительных приключениях. Мемуары эти были такие же лихие, талантливые и нахальные, как и сам Ванька. Их переписывали бессчетное количество раз, и, переходя из рук в руки, записки эти разошлись по всей России, а в 1770 году были даже напечатаны и тем самым увековечили отчаянные похождения Ваньки.
История наша начинается тривиально — с доноса. В декабре 1741 года вор и разбойник Ванька Каин добровольно явился в московскую полицию (так называемый Сыскной приказ) и подал челобитную, в которой признавался, что он страшный грешник, вор и грабитель и что, горько раскаиваясь в бесчисленных своих преступлениях, он просит власти дать ему шанс «ко исправлению» и «во искупление» содеянных им злодейств готов выдать полиции всех своих товарищей. Затем в сопровождении отряда солдат он начал шастать по известным ему «малинам» и хватать преступников, которых до этого безуспешно разыскивали по всей стране. Забегая вперед, скажем, что за свою «службу в полиции» он сдал несколько сотен своих сотоварищей, так сказать, «романтиков с большой дороги».
Что произошло? С какой это стати знаменитый уголовник вступил на стезю добродетели? К идее праведной жизни он пришел не сразу, а под давлением многих суровых обстоятельств. Известна старинная арестантская песня, которую якобы сочинил Ванька, сидючи в тюрьме:
Мне-да ни пить-да, ни есть, добру молодцу, не хочется, Мне сахарная, сладская ества, братцы-да, на ум не нейдет-да, Мне Московское сильное царство, братцы-да, с ума нейдет…Не правда ли, знакомая песенка Бутырок, Матросской Тишины и Крестов? Песня эта передает душевный настрой знаменитого вора, который уже устал бегать от «Московского сильного царства» и решил заключить с ним взаимовыгодное соглашение…
А до этого биография Ваньки Каина (в миру Ивана Осипова) была вполне банальной. Крепостной крестьянин купца Филатьева, он был привезен из Ростовского уезда в Москву ко двору своего помещика и определен в дворовые. Осипов пожил у господина несколько лет, а потом решил бежать. Предоставим слово самому Ваньке: «Служил в Москве у гостя Петра Дмитриевича господина Филатьева, и что до услуг моих принадлежало, то с усердием должность мою отправлял, токмо вместо награждения и милостей несносные от него бои получал. Чего ради вздумал: встать поране и шагнуть со двора его подале. В одно время, видя его спящаго, отважился тронуть в той спальне стоявшего ларца ево, из которого взял денег столько довольно, чтоб нести по силе моей было полно, а хотя прежде оного на одну только соль промышлял, а где увижу и мед, то пальчиком лизал… (на воровском языке значит — воровал по мелочи. — Е. А.). Висящее на стене платье ево на себя надел и из дому тот же час, не мешкав, пошел, а более затем торопился, чтоб от сна он не пробудился и не учинил бы за то мне зла… Вышед со двора, подписал на воротах: "Пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай черт, а не я"».
Читатель не удивится, если узнает, что нагруженного хозяйским добром Ваньку ждал сообщник, — такие кражи не бывают результатом внезапного порыва. Сообщник был опытен, он давно научал Ваньку, как действовать. Его звали Петром Романовым, но всем была известна его воровская кличка — «Камчатка» (видно, он побывал на этой самой дальней в тогдашней России ссылке или туда «собирался»). Друзья скрылись в московских развалинах…
Москва середины XVIII века представляла собой печальное зрелище. В 1737 году она пережила страшную катастрофу. 29 мая в доме отставного прапорщика Милославского солдатская вдова Марья Михайлова поставила перед иконой свечку, отвлеклась по какой-то надобности, свечка упала, начался пожар, жаркая погода ему благоприятствовала, и… огромный город сгорел за несколько часов. Пожар, породивший знаменитую горькую пословицу «Москва сгорела от копеечной свечки», унес несколько тысяч жизней и превратил город в развалины, которые многие годы не были заселены, зарастали кустами, образовывали своеобразные дикие острова и архипелаги, в которых и укрывалась разная шпана. Так бывало не раз в Европе: например, несколько десятилетий стоял запустевшим Лондон после того, как в 1666 году лишняя охапка дров в пекарне на Пудинг-лейн уничтожила множество кварталов британской столицы. Особенно опасны были для людей московские овраги. От их названий мурашки шли по коже: Греховный, Страшный, Бедовый.
В оврагах, развалинах, среди трущоб располагались притоны и воровские «малины», которые особенно многолюдны были зимой, когда «братва» возвращалась с больших дорог и рек, где летом они «работали». «Героев» встречали скупщики краденого, «боевые подруги» — содержательницы притонов, проститутки, воровки, портнихи — перелицовщицы краденого. Вот на это московское дно и опустился, вслед за Камчаткой, Ванька. Так он описывал в мемуарах свое приобщение к воровскому миру: «И пошли мы под Каменный мост, где воришкам был погост, кои требовали от меня денег (так называемые «влазные». — Е. А.), но я, хотя и отговаривался, однако дал им двадцать копеек, на которые принесли вина, потом напоили и меня. Выпивши, говорили: "Пол да серед сами съели, печь да полати в наем отдаем, а идущему по сему мосту тихую милостыню подаем (то есть грабим. — Е. А.) и ты будешь, брат, нашему сукну епанча (то есть такой же вор. — Е. А.), поживи в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и босоты извешены шесты, а голоду и холоду амбары стоят. Пыль да копоть, притом нечего и лопать". Погодя немного, они на черную работу пошли».
Досидев до рассвета в одиночестве, Каин решил осмотреться, вышел из убежища — и вот незадача! — сразу же налетел на дворового Филатьева, который сгреб юношу и поволок его домой, к разъяренному барину. Филатьев избил Ваньку, требовал от него вернуть деньги и вещи, но Каин молчал как скала. Тогда его посадили в холодную на заднем дворе. Одна дворовая девка тайком кормила Ваньку — надо отдать проходимцу должное: женщины ему симпатизировали всегда. Она-то и рассказала Ваньке, что дворовые Филатьева в драке убили караульного солдата и от греха подальше бросили его в старый колодец. Ванька воспрянул духом, завопил: «Слово и дело!» — клич доносчиков. Его доставили в «Стукалов приказ» — тайную полицию, где он обвинил Филатьева в преступлении — сокрытии убийства государева человека. Донос подтвердился, и Ванька, в награду за «доведенный» (то есть доказанный) извет вышел на свободу, держа в руке «для житья вольное письмо».
Почти сразу же Каин встретился с другом своим Камчаткой, и той же ночью они двинулись на дело — обокрали дворцового портного Рекса, да при этом ловко и весьма жутковато: днем их молодой сообщник незаметно проник в дом, залез под кровать, а когда все уснули в надежно запертом доме, парень вылез из укрытия, тихо отворил двери и впустил в дом своих товарищей. Идея «засады» принадлежала Ваньке. Он сразу же стал выделяться среди московского ворья редкой изобретательностью, тонким знанием психологии, умел импровизировать. Вот пример. Задумала банда Ваньки ограбить богатый купеческий дом, да к нему не подступиться: высокий забор, дворники, ночные сторожа, а главное — непонятно, где же хозяева добро держат. Задача неразрешимая, но только не для Каина! Он действует гениально просто: покупает (или ворует) где-то курицу, перебрасывает ее через забор, идет к воротам и требует от охраны вернуть его собственность. А потом вместе с дворниками он долго и безуспешно ловит увертливую птицу и за это время осматривает все запоры, двери и помещения. А ночью казенка — глухая комната для хранения добра — оказывается непостижимым образом ограбленной!
В другой раз ночью за Каином и его людьми, шедшими с трофеями после успешного «дела», увязалась погоня, да такая назойливая, что пришлось ворам бросить украденное в грязную лужу в центре Москвы и налегке улепетывать в разные стороны. Опять, казалась бы, неразрешимая задача — вытащить ценности днем, прилюдно — невозможно. Но не тут-то было! Ванька угоняет карету, сажает в нее переодетой барыней свою «боевую подругу» и с сообщниками едет в центр столицы. И вот прохожие уже видят обычную для грязных московских улиц картину: посредине лужи стоит накренившаяся карета, у которой — надо же так случиться! — отвалилось колесо, барыня из окна на чем свет стоит ругает слуг, которые копаются в грязи и все никак не могут поставить назад колесо, бездельники! А тем временем ворованные пожитки потихоньку уложили в карету, нацепили колесо — и были таковы! И таким хитростям — несть числа!