Дворцовые тайны
Шрифт:
Над многими проделками Каина можно от души посмеяться — так оригинальны, остроумны они были. Но случались и мошенничества отвратительные. Как-то раз в воскресный день он переоделся богатым подьяческим сыном, надел шляпу с черным позументом и подошел к стоявшей у базара коляске, в которой сидела девица, что в торговых «рядах уж нагулялася, отца-мать тут, сидя, дожидалася», и сказал ей, что родители ее якобы зашли к его родителям в гости, пьют чай и что, мол, ему, добру молодцу, поручили девицу в застолье привести. «Красна-девица в обман далась, повели ее на мытный двор, на квартиру к Ваньке Каину», да там и изнасиловали.
Особых успехов Ванька достиг в тонком, требовавшем тренировки и таланта «карманном мастерстве», умел ловко и незаметно вытаскивать из карманов ротозеев деньги, платки, табакерки и часы — по тем
Воровская кооперация, солидарность играли в преступной жизни Каина и его сообщников большую роль. Как-то раз, выданный скупщицей краденого, Каин «загремел» в тюрьму и перед ним открылась перспектива, как тогда говорили, «охотиться на соболей» в Сибири. Спас его верный друг и учитель Камчатка. «Прислал ко мне, — вспоминает Каин, — Камчатка старуху, которая, пришед в тюрьму, ко мне говорила: "У Ивана в лавке по два гроша лапти" (на жаргоне — "Нет ли возможности бежать?"). Я ей сказал: "Чай примечай, куды чайки летят" («Подбираю время для побега вслед за бежавшим ранее товарищем")». Перед очередным престольным праздником в тюрьму пришел «добрый самаритянин» (Камчатка) с милостыней для «несчастненьких», каждому дал по калачу, а Ваньке — самому «несчастненькому» — аж два и при этом тихонько сказал: «Триока калач ела, стромык сверлюк страктирила». Переведу для несмышленых: «Тут в калаче ключ от твоей цепи».
А далее все развивалось как в приключенческом фильме: «Погодя малое время, послал я драгуна (охранника. — Е. А.) купить товару из безумного ряду (вина из кабака. — Е. А.), как оной купил и я выпил для смелости красовулю, пошел в нужник (заключенных выводили в сортир на цепи, при этом охранник оставался снаружи. — Е. А.), в котором поднял доску, отомкнул цепной замок и из того заходу ушел. Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем (традиционное развлечение народа на праздник. — Е. А.) от той погони я спасся; прибежал в татарский табун, где усмотрел татарского мурзу, который в то время в своей кибитке крепко спал, а головах у него подголовок (сундучок с деньгами. — Е. А.) стоял. Я привязал того татарина ногу к стоящей при ево кибитке на аркане лошади, ударил ту лошадь колом, которая оного татарина потащила во всю прыть, а я, схватя тот подголовок, который был полон монет, сказал: "Неужели татарских денег на Руси брать не будут?", пришел к товарищам своим и говорил: "На одной неделе четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять" ("Везде погоня, пора сматывать удочки")».
Все это происходило во время традиционных «гастролей» банды по городам и ярмаркам. Компания у Ваньки подобралась бедовая: Каин, Камчатка, Кувай, Легаст, Жузла и др. Друзья нигде не задерживались, крали, грабили и быстро переезжали на новое место, где их еще не знали. Лучше всего ворью на Нижегородской ярмарке: народу много, толчея, купчишки пьяненькие — а что еще надо вору и грабителю?
Но бывали и провалы. Как-то Ванька почти попался в облаву. Каин в спешке забежал в общественную баню, быстро разделся, одежду свою под лавку засунул, грязной водой облился и голый с воплем выскочил на улицу: мол, я, московский купец, ограблен банными ворами, взяли все вещи, деньги, а главное — документы, паспорт. Ратуйте люди! Банные кражи — дело обычное, и солдаты, окружившие баню, все внутри осмотрели, бежавшего от них вора не нашли, а плачущего, убитого горем «купца» отвели в казенное присутствие, чтобы подьячие с ним сами разобрались. Прикрывая срам мочалом, Ванька на вопросы подьячего шепнул ему на ухо: «Тебе будет, друг, муки фунта с два с походом» (кафтан с камзолом). И вот уже с новой «ксивой» Ванька выходит из канцелярии… Бывали у друзей и другие «приключения».
Но к осени 1741 года заскучал Каин от опасной воровской жизни и решил, как уже рассказано выше, пойти «с повинкой» в полицию и предложить властям сотрудничество. За 28 декабря 1741 года сохранился первый отчет протоколиста, который с солдатами ходил с Ванькой по притонам и хватал бывших соратников Каина. Как пишет протоколист Сыскного приказа, «он же, Каин, близ Москворецких ворот, указал печеру (пещеру. — Е. А.) и сказал, что в той печере мошенник беглый извощик Соловьев Алексей, и в той печере оного Соловьева взяли, у него же взяли из кармана доношение, в котором написано рукою ево, что он знает многих мошенников и при том написан оным мошенникам реестр». Иначе говоря, Каин с солдатами влезли в «печеру» в тот самый момент, когда Соловьев заканчивал список «товарищей» для сдачи их полиции. Выскажу догадку, что Каин не случайно начал облаву с Соловьева. Возможно, он знал о намерениях беглого извозчика и решил его опередить — в реестре Каина сам Соловьев был отмечен одним из первых…
Примечательно, что Соловьев был графоманом. В руки следствия попал уникальный в истории русской уголовщины документ — дневник преступлений. По нему видно, что Соловьев по своей «главной профессии» был банным вором: «В понедельник — взято в Всесвятской бане ввечеру 7 гривен, в четверг — рубаха тафтяная, штаны нижегородские, камзол китайчатый, крест серебряной. На Каменном мосту 16 алтын; в субботу — штаны, денег 1 рубль 20 копеек. В воскресенье — 1 рубль» и т. д. Вот бы так все наши преступники вели свою отчетность — следователи и прокуроры отдыхали бы!
Каину было не до празднования Нового года — дела! По его наводке солдаты брали один притон за другим. И вот от 17 февраля 1742 года журнал Сыскного приказа фиксирует решающий для Ваньки момент — Каин сам, без начальника, занялся облавами: «Доносителю Каину велено дать для сыску воров и разбойников гарнизонных солдат».
Конечно, Каин не стал просто осведомителем полиции и не только носился с солдатами за мелким жульем (в его улове, как догадывается читатель, была в основном мелкая «рыбешка» вроде Соловьева). Нет! Ванька развернулся вовсю: нанял на Зарядье дом, ставший «конторой», куда приводили пойманных воров и где их дальнейшую судьбу решал сам Каин: отпустить или сдать в полицию. Сюда заходили чиновники Сыскного приказа, доносчики, просители, вообще нужные Каину люди. Тут же шла большая карточная игра, толпился разный (скажем сразу — подозрительный) люд. Словом, недалеко от Кремля открылось уникальное частное сыскное бюро, а уж если говорить прямо — настоящая легальная «малина» большой банды воров, грабителей и убийц.
Ванька, естественно, покаялся только для виду. Он стал «оборотнем». Как записано в его деле, «доноситель Иван Каин, под видом искоренения таких злодеев, чинил в Москве многие воровства и разбои, и многие грабительства». Из материалов этого, заведенного много лет спустя, дела следует, что Каин окружил себя не только преступниками, но и богатыми клиентами. Он охотно обслуживал высокопоставленных персон, у которых случались несчастья — дом обворовали, родственника ограбили, слуга с ценностями бежал и т. д. Полиция, как и всегда, разводила руками, а Ванька действовал, и очень успешно. Через своих людей в воровском мире (у него была особая «служба» на барахолках) он быстро находил украденное и с триумфом (конечно, не бескорыстно) возвращал вещи и ценности хозяину. И так это нравилось почтенным москвичам, что в 1744 году Каин получил охранную грамоту от Сената, которая предписывала всем властям и частным лицам «Каину в поимке злодеев обид не чинить и напрасно на него не клеветать». Так Каин стал неуязвим для всех и на целых пять лет превратился в настоящего короля преступной Москвы!
Пересказывать «подвиги» Каина — значило бы цитировать современную уголовную хронику. Главное — борьба Каина с преступностью тесно переплеталась с ее культивированием. Для «отчетности» он ловил мелких воришек, с крупных брал дань, давал «крышу» купцам и ремесленникам, порой наказывал их за строптивость или, узнав постыдные тайны их обогащения, шантажировал компроматом. Подпольные ремесленники и контрабандисты души в нем не чаяли — он был их покровитель и пастырь. Конкурентов «своих» предпринимателей он безжалостно сдавал полиции или самолично «мочил». Постепенно вокруг него образовалась «старая гвардия» головорезов — людей проверенных и верных: Шинкарка, Баран, Чижик, Монах, Волк, Тулья, всего человек сорок. С ними да с отрядом солдат Ванька совершал «торговые инспекции» по Москве — проверял, не обвешивают ли торговцы солью бедный народ (и находил, что действительно обвешивают!), хватал торговцев запрещенным товаром и воришек в рядах. Когда он уставал от дневной «законной деятельности», то выходил ночью с кистенем «руку правую потешить», совершал налеты, грабил, убивал, брал заложников и волок их к себе в Зарядье, где поутру ждал родственников с деньгами.