Дворец грез
Шрифт:
Умерший чего-то хотел. Умерший говорил со мной. У меня не было ни хлеба, ни пива, чтобы смочить травы, которые должны сопровождать мою мольбу, но я снова и снова произносила заклинание, и оно медленно приносило мне успокоение; в конце концов сердце забилось в своем обычном ритме и мое тело расслабилось. Я просто думала о Кенне, вот и все, говорила я себе, готовясь вновь уснуть. Боги знают, что я не хотела убивать его, поэтому он ничего не может требовать от меня. Я закрыла глаза, но сон не шел ко мне еще очень долго.
Утром я без приглашения отправилась в личные покои царя, потому что как врачевательница была обязана наблюдать за рубцеванием раны. От ночного кошмара осталась тревога, несмотря на то что вокруг меня кипела дворцовая суета. Фараон был уже одет, он кричал на Паибекамана, который пытался убедить его взять трость.
— Я прекрасно знаю, что это значит! — яростно вопил он, когда я пала ниц, прежде чем подойти к нему. Ни один из мужчин не обратил на меня внимания. — Это значит расписаться в том, что я немощный старик, который хромает, бормоча себе под нос! «Давай, моя трость, — начал он с едкой насмешкой, — Я обопрусь на тебя, и мы вместе с моим сердцем отправимся в Чертог Двух Истин [77] и дальше, к месту вечного блаженства — в Камышовые Поля [78] ». Так вот, я еще не намерен отправляться в Камышовые Поля, Паибекаман, и мое сердце не хочет предстать перед судом в Чертоге Двух Истин. Забери ее!
77
Чертог Двух Истин — в Древнем Египте зал суда в загробном мире. Умерший представал поочередно перед двумя эннеадами богов, Великой и Малой.
78
Камышовые Поля — когда загробный суд оправдает умершего, он направляется к месту вечного блаженства, в Камышовые Поля.
При упоминании о сердце в Чертоге Двух Истин мое собственное сердце едва не выпрыгнуло из груди, мой сон, едва исчезнув, снова обрушился на меня всем своим ужасом. Я шагнула вперед.
— О Ту! — воскликнул Рамзес, и его лицо прояснилось. — Скажи, мне ведь не нужна трость, правда? Я не могу допустить, чтобы меня видели ковыляющим по залу для приемов с этой штукой. Иноземцы не должны видеть бога Египта, который ходит, как увечный попрошайка!
Он плюхнулся в кресло, а я опустилась на колени и бережно осмотрела его бедро.
— Мой повелитель сегодня ожидает делегацию? — спросила я. — Ты быстро поправляешься, но ногу еще нельзя сильно утруждать. Лучше еще несколько дней отдохнуть.
Действительно, отек уже спал и отвратительные красные раны хорошо затянулись. Несмотря на то что он храбрился, я видела, что он рад присесть и непроизвольно вздрагивал, когда я трогала его раненое бедро.
— Если ты не хочешь воспользоваться тростью, тогда не следует выходить за двери собственной опочивальни.
— Вздор! — бросил он, но затем вдруг расцвел в улыбке. — Ну, возможно, ты и права. Ладно, Ту. Пусть мой сын разбирается с делами, а я буду дальше выздоравливать в своей опочивальне. По сути, буду валяться на ложе. И ты будешь со мной. — Он проковылял до ложа и опустился на него, жестом повелевая мне присоединится. — Мне не хватало тебя прошлой ночью, — пожаловался он, когда я села рядом, и его рука обвилась вокруг меня. — Ты была с Гуи; я слышал, он устроил праздник со своими друзьями, чтобы развлечь тебя. Ты развлеклась, маленький скорпион? Скучала ли ты по своему царю?
Я улыбнулась про себя, заметив нотку ревности в его голосе. Я придвинулась поближе и подставила губы для поцелуя.
— Я получила огромное удовольствие, снова побывав в доме у Гуи, — невинно сказала я, — и наслаждалась его гостеприимством и обществом его друзей. Сказать по правде, мой повелитель, я едва ли вообще скучала по тебе.
— Демон! — грозно воскликнул он, смеясь. — Докажи мне теперь, что ты не скучала но мне!
Я повиновалась. Это заняло много времени, и доказательство оказалось не настолько тягостным, как мне представлялось. Фараон становился лучшим любовником, чем тот человек, которого мне описывала Гунро, и только иногда перед моим внутренним взором возникало лицо царевича Рамзеса; утро уже сменилось послеполуденной жарой дня, а мы все шептались и барахтались среди смятых простыней.
Утомленный фараон уже спал, откинув руку со сжатыми по-детски пальцами, когда я оставила его и вернулась к себе с намерением потренироваться и искупаться, хотя жара еще не спала. Но, подойдя к своей двери, я обнаружила, что в комнате полный разгром. Дисенк стояла в центре, сложив руки, а двое рабов упаковывали мои сундуки. Гунро тоже наблюдала за ними, делая глубокие приседания в своей коротенькой юбочке для танцев и напевая себе под нос.
Я остановилась, потрясенная и встревоженная, в голове пронеслось множество печальных причин объяснения этой сцены. Рамзес уже утомился мной, но был слишком малодушен, чтобы сказать мне об этом в лицо. Я оскорбила его своей властностью, и меня собираются наказать. Я до сих пор не выполнила задания, что дал мне Гуи, и он смог как-то добиться моего изгнания куда-нибудь в глушь, где влачат свое существование старые наложницы.
Последнее предположение много сказало мне о том, как в глубине души я оцениваю способности учителя, и степень моего недоверия к нему потрясла меня много больше, чем беспорядок в комнате. Несмотря на быстрый взлет, я умом и телом была по-прежнему привязана к властной руке Гуи, послушно повинуясь малейшему движению его пальцев. Но я осознала это позже. Гунро, потянувшись, улыбнулась мне.
— Не смотри так испуганно, Ту, — сказала она. — Тебе предоставили жилье в большом помещении у входа во двор, ну ты знаешь, в одном из тех больших угловых зданий, которые оставлены для любимых наложниц царя. Теперь тебе не придется терпеть мой храп.
— Ты не храпишь, Гунро, — рассеянно ответила я. Приступ страха прошел. Так, значит, меня возвысили. В конце концов мне удалось угодить царю, угодить настолько, чтобы заставить его выделить меня из скопища женщин. Я все делала правильно. — А кто жил там до меня? — поинтересовалась я.
Гунро прогнулась в спине, запустив руки в свои волосы.
— Ибен, — сказала она просто. — Ибен только что назначили царской нянькой, она теперь будет присматривать за детьми наложниц. Ты, должно был, слышала, как она выла, когда ее пожитки переносили я детское здание.
Я задрожала. Ибен проведет остаток своей жизни в кормлении, мытье, ругани и воспитании дюжин отпрысков фараона, которыми кишел гарем. У меня не было ни ощущения победы над нею, ни желания злорадствовать. Меня охватила жалость.
Сундуки с глухим стуком закрылись. Дисенк дала команду, и рабы начали выносить их на солнце. Постель с моей кушетки уже была снята. Я взгромоздилась на ее каркас и наблюдала за тем, как Гунро просовывает голову между щиколотками. Двор был широким, но не только пространство отделяло обитательниц угловых комнат от прочих. Я не знала, что Ибен жила так близко от меня. Любимые наложницы не общаются с толпой.
— Пожалуйста, навещай меня почаще, Гунро, — сказала я. — Мне теперь не с кем будет посплетничать.
Она разогнулась, тяжело дыша, и теперь стояла, уперев руки в бока.
— Конечно, я буду приходить, — заверила она. — Надеюсь, мы продолжим тренироваться вместе, Ту. Кроме того, нас объединяет надежда на светлое будущее Египта, нужно решить, как тебе прибрать к рукам фараона теперь, когда ты вознеслась так высоко. Торговая флотилия уже близко, ты знаешь. Она на пути домой.
Я пристально посмотрела на нее. Она все еще улыбалась, покровительственно глядя на меня.