Дворец наслаждений
Шрифт:
— Выбери что-нибудь одно, — сухо заметила я. — Только что ты назвал меня покинутой птичкой.
Гуи бросил на меня холодный оценивающий взгляд, и, несмотря на свое шутливое замечание, я внутренне сжалась, приготовившись к насмешливому ответу.
— Сколько тебе лет? — спросил он и, завязав на поясе юбку, уселся на стул, положив ногу на ногу. Его ноги были по-прежнему сильными и стройными. Я бросила на них лишь мимолетный взгляд, опасаясь выдать свою слабость.
— Тридцать три, — ответила я. — Но ты мог бы и не спрашивать. Мне было тринадцать, когда ты вытащил меня из грязного Асвата, и семнадцать, когда ты снова швырнул меня в эту грязь.
— Твой характер ничуть не улучшился, — заметил он.
— Разумеется! — почти крикнула я. — Если бы он улучшился, я бы не стояла здесь без косметики, драгоценностей и даже без пары сандалий. Почему ты ничего об этом не говоришь, Гуи? Давай рассказывай, во что я превратилась!
Надо заметить, что мой голос больше не дрожал. Гуи улыбнулся, но его глаза остались холодными.
— Выходит, в храме ты работала зря, — медленно произнес он. — Что ж, изволь: твоя кожа стала шершавой, как у крокодила. Ноги раздулись, загрубели, и косточки на щиколотках больше не видны. Твои волосы годятся разве что на гнездо для пчел. Ты приобрела цвет корицы, и теперь ни одна благородная дама не возьмет тебя в служанки, ну, может быть, на кухню судомойкой. Но, моя Ту, призрак женщины, которая когда-то будила самые страстные желания фараона, никуда не исчез, а значит, после надлежащего ухода она сможет возродиться. Эти голубые глаза все еще способны будоражить воображение мужчин.
Я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. Может быть, мои глаза взбудоражили его воображение? Гуи всегда было трудно понять. Вот и сейчас, что означает его улыбка?
— Не сердись, — продолжал он, — ты ничуть не изменилась с тех пор, как впервые попала в мой дом. Несколько месяцев в опытных руках Дисенк — и ты сама себя не узнаешь.
— Ты думаешь, меня заботит моя загубленная молодость? — сказала я. — Асват выжег из меня всю эту чепуху.
Нужно было говорить порезче, поскольку эти слова только рассмешили Гуи.
— Теперь ты выглядишь напыщенной, да к тому же еще и неискренней, — сказал он. — Нет такой женщины, которая была бы лишена тщеславия. Но в одном я с тобой согласен — у тебя есть дела поважнее, верно? — Гуи говорил серьезно, но в его красных глазах пряталась саркастическая насмешка. — Ты нашла своего сына. Вернее, он нашел тебя. Кстати, он приходил ко мне за советом. Ты об этом знала? Как тебе вообще удалось сделать из него такого честного, здравомыслящего юношу?
Ответ замер у меня на губах. Я могла бы сказать, что Камена воспитывал Мен и весь Египет, что Гуи и Паис пытались уничтожить сильного и славного юношу, и если бы им это удалось, Египту пришел бы конец, ибо перестала бы существовать сама Маат. Но разве можно было соперничать с Гуи в словесном поединке?
— Пожалуйста, не смейся надо мной, Гуи, — тихо попросила я.
Он долго и молча смотрел на меня; веселый блеск в его глазах потух, в них появилась печаль. Потрескивал светильник. За окном поднялся ветер, зашелестели листья деревьев. Я чувствовала себя усталой, измученной и в который раз пожалела, что поддалась желанию прийти в этот дом, ибо его хозяин оказался более сильным, чем я. Он всегда был сильнее меня.
Но вот Гуи встал.
— Хочешь есть? — спросил он и, не дожидаясь ответа, громко постучал в дверь комнаты слуги. Тот вскоре появился, заспанный, с помятым лицом.
— Принеси что-нибудь приличное, что осталось после пира, и еще кувшин вина, — приказал он и повернулся ко мне. — Я не хотел твоей смерти и смерти Камена тоже, — тихо сказал он. — Но мне ничего не оставалось делать, когда Камен вернулся живым и отправился к Паису, а тот немедленно предупредил меня, что на нашем безоблачном горизонте сгущаются тучи. Если бы ты тихонько сидела в Асвате, если бы по какой-то странной прихоти судьбы Камен не оказался там, тогда и не случилось бы всех этих неприятностей. Но боги вложили в твои руки орудие мести. Только, дорогая сестра, воспользоваться им ты не сможешь.
Гуи подошел ко мне так близко, что я почувствовала на лице его теплое дыхание; в ноздри ударил сильный запах жасмина. Он обращался ко мне, как в былые времена — мягко, ласково. Никогда раньше он не говорил мне «сестра», обычно так обращаются к любимой жене или любовнице, и, если бы так назвал меня кто-то другой, я была бы обескуражена. Но сейчас я насторожилась, борясь со страстным желанием закрыть глаза и подставить губы для поцелуя; вместо этого я выставила перед собой нож.
— Прибереги эти штучки для безмозглых шлюх твоего брата, Гуи, — сказала я. — Они от таких вещей тают, а со мной тебе придется изобрести что-нибудь поинтереснее. Я отлично знаю, что мое тело тебе не нужно. Кроме того, я по-прежнему принадлежу царю, или ты об этом забыл? И именно к царю мы все — Камен, Мен и Каха — и пойдем, прихватив с собой копию моей рукописи, о которой Паис не знал. Этого правосудие не сможет не заметить. Отойди, или я проткну тебя насквозь.
Гуи посторонился, но в его глазах вспыхнул красный свет — я знала, сейчас он обожает меня и восхищается мною. Я улыбнулась.
— Тебя всегда возбуждала опасность, правда, Гуи? — сказала я и вдруг почувствовала, что приоткрыла тайну его загадочного характера. — Опасность, заговоры — ведь все это дает тебе возможность хотя бы на время забыть о том тяжком даре, которым наградили тебя боги. В таком случае сейчас ты должен просто пылать, поскольку находишься в смертельной опасности. Паис не сможет заставить всех нас молчать.
Плавным движением Гуи опустился в кресло и, подперев лицо рукой, молча смотрел на меня.
— И Каха? — пробормотал он. — Плохо. А я-то думал, что верность писца не может подвергаться сомнению.
— Его верность не подвергается сомнению, — ответила я, отчаянно желая вывести Гуи из равновесия. — Он всегда был верен Маат и справедливости.
— Он забывал о справедливости и думал только о том, что у него между ног, когда видел тебя! — раздраженно парировал Гуи. — Да если бы я захотел, то давно пригвоздил бы тебя к полу!
Я крепче сжала в руках нож.
— Да? А ты попробуй! — поддразнила я его. — Но учти — тебе есть что терять, в отличие от меня.
От дальнейшей перепалки нас спас тихий стук в дверь. Вошел слуга с подносом, поставил его на столик перед кроватью Гуи и, не глядя на меня, вышел.
— Угощайся, — сказал Гуи.
Я подошла к столику. Кувшин с вином был даже не распечатан. Подойдя к сундуку, где я пряталась, я откинула крышку, порылась в его содержимом, достала холщовый мешок с завязками и сунула в него кувшин, хлеб, пригоршню фиников и немного козьего сыра. Гуи молча следил за моими действиями.