Дворец наслаждений
Шрифт:
«Значит, Гуи все-таки воспользовался моим предостережением, — с горечью подумала я. — И зачем я к нему пошла? Я же знала, как он ловок и хитер. Неужели он лишил меня сладчайших минут мести? Интересно, куда он отправился?»
— У него есть усадьбы в других районах Дельты, — сказала я, — к тому же его хорошо знают почти во всех храмах Египта.
— Да, его будут искать везде, — заверил меня Амоннахт. — Гарем хорошо охраняют, Ту. Ему сюда не пробраться.
«Да, но я сама хочу встретиться с ним, — звучало у меня в голове. — Я хочу, чтобы царские руки схватили наконец его за горло, я хочу видеть, как исчезнет его хваленая самоуверенность. Я хочу видеть, как он страдает».
— А как себя чувствует царь? — с равнодушным видом спросила я. — Мне позволят его увидеть?
Амоннахт бросил на меня внимательный взгляд.
— Он очень болен, — ответил он, — и больше не встает со своего ложа. Боюсь, он умирает. Но царевич приходил к нему вечером и рассказал обо всем, что случилось.
— Значит, он знает, что я здесь, и может за мной послать!
— Может, но не думаю, что он это сделает, Ту. В конце концов, ты же пыталась его убить.
— Он был счастлив со мной, — тихо возразила я. — Несмотря на ту боль, что мы друг другу причинили, он, возможно, вспомнит об этом в последнюю минуту.
— Возможно. Приятных тебе снов, наложница.
Он ушел, и я осталась одна. Глубоко вздохнув, я повернулась к столу и поднесла к губам чашку с пивом. Камен был спасен. Я была спасена. А царь вспомнит своего маленького скорпиона. В конце концов, боги оказались ко мне милостивы. Они позволят мне преклонить колена перед их родственником и умолять о прощении за то зло, что я ему причинила. Быстро допив пиво, я потянулась за супом.
Глава двенадцатая
Перед тем как лечь под девственно-чистые, гладкие простыни на маленьком, но роскошном ложе, я сдернула через голову грязное платье, которое взяла у Гуи, и швырнула его к двери. Затем, задув светильник, легла и сразу погрузилась в знакомую полночную тишину гарема; тихо и умиротворенно журчал фонтан, создавая ощущение полной свободы и оторванности от мира, и я вздохнула от счастья. На мгновение я вспомнила о доке, где провела ночь, о часах ожидания в пивной, о неожиданной доброте капитана, об Амоннахте и его словах, но после, вытеснив остальные видения, передо мной встало лицо царя и зазвучал его голос. Покои царя находились совсем рядом. Интересно, спит он или думает обо мне? Или настолько потерял ко мне интерес, что уже и не помнит, кто я такая?
А Гуи? Куда он мог пойти? Может быть, он вообще уехал из Египта, хотя вряд ли. Он не станет так явно показывать свою вину. Скорее всего, где-нибудь прячется в ожидании дальнейших событий, и если мне не повезет, то вскоре вернется с какой-нибудь невероятной историей о том, где он был. Ну что ж, это его дело. Я же сейчас лежу на мягком ложе, набив желудок вкуснейшими кушаниями, о которых за годы ссылки успела забыть, а мой сын находится под надежной охраной в доме своего приемного отца. С мыслями об этом я уснула.
Проснувшись от звука женских голосов, я не сразу вспомнила, где нахожусь. Со двора послышался яростный детский визг, за ним — раздраженный голос взрослого. В комнате было Темно, но, когда я встала и распахнула дверь, в нее ворвался такой яркий свет, что я на минуту зажмурилась. Было позднее утро. На лужайке перед домом кружком сидели женщины и разговаривали или нежились под белыми навесами, хлопающими от легкого утреннего ветерка. Возле женщин сновали слуги. Коричневые детишки плескались в фонтане или гонялись за неистово лающими собаками. Вспомнив о прошлом, я взглянула на знакомый закуток в дальнем конце огромного двора, но там никого не было.
Возле моих ног что-то зашевелилось, и я увидела молоденькую девушку, которая с улыбкой поклонилась мне.
— Приветствую тебя, Ту, — сказала она, поднимаясь с пола. — Я Изис, твоя служанка. Хорошо спала, госпожа?
Я подавила зевок.
— Спасибо, Изис, — ответила я. — Давно я так чудесно не высыпалась. А сейчас, как видишь, я совершенно голая и очень хочу помыться. Ты можешь принести мне все, что для этого надо?
Изис удивленно подняла брови.
— Ну конечно! — ответила она. — Все, что хочешь. Ты ведь почетная гостья царевича.
Я, конечно, могла ей напомнить, что если бы я была почетной гостьей, то не сидела бы в гареме, но решила промолчать. Зачем лишать ребенка сознания собственной значимости?
— Хорошо! — воскликнула я. — Тогда принеси мне хоть что-нибудь из одежды и вели слугам нагреть побольше горячей воды. Приведи массажиста, а когда я выкупаюсь, принеси мне поесть. Здесь есть какие-нибудь платья?
Изис заморгала.
— Я приготовила тебе много всяких платьев, сандалий и украшений. Выбирай, что хочешь, — сказала она и, поклонившись, собралась уходить.
— Еще одно, — остановила я ее. — Я не вижу наложницы Хатии. Где она?
Девушка нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Хатия? О, Хатия! — просияла она. — Она умерла пять лет назад. Я тогда здесь еще не работала, но говорят, что с тех пор, как она появилась в гареме, и до того момента, когда ее нашли мертвой на ее ложе, она не произнесла ни слова. Ни одна из женщин не слышала, как она говорит.
«Я тоже», — грустно подумала я. Ее служанка как-то пришла ко мне с просьбой посмотреть госпожу, поскольку всем в гареме было известно, что я хорошо разбираюсь в медицине. Однако при моем появлении Хатия лишь молча отвернулась к стене, а я так и осталась стоять возле ее постели с ощущением невыносимой тоски и молчаливого страдания. Хатия была пьяницей. Я подозревала, что она шпионит за мной по приказу Аст-Амасарет в обмен на свободный доступ к винным подвалам. Я даже думаю, что именно Хатия как-то раз подсунула мне отравленный инжир, и если бы не бдительность Дисенк, я бы его съела и умерла. И все же этот остановившийся, злобный взгляд, которым она провожала каждую из нас, здоровых и прекрасных женщин, преследовал нас повсюду. Мне бы следовало поговорить с ней по душам, но я тогда была занята в основном собой.
Служанка ушла, а я прилегла на постель. Хатии уже не поможешь; и я не могу исправить множество глупостей, которые совершила, живя среди привилегированных пленниц, но даже теперь, когда всего несколько шагов отделяют меня от комнатки, которую я делила с Гунро, я благодарна судьбе, что перестала быть одной из них. Я не слишком изменилась, просто стала лучше в себе разбираться.
Но тут меня пронзила страшная мысль. А действительно ли я перестала быть одной из них? Я по-прежнему принадлежу царю. Я по-прежнему его наложница. У меня не было ни одного мужчины, не считая запретного соития с Гуи в тот безумный час в его саду. Рамзес имеет право вернуть меня в гарем, а его сын — отправить в то ужасное место в Фаюме, где доживают свой век состарившиеся наложницы. Я вскочила на ноги, моя уверенность в себе, которой я только что так гордилась, лопнула, как пузырь. Царь обязательно за мной пошлет, и когда я вымолю у него прощение, рыдая и стоя на коленях возле его ложа, то непременно попрошу отпустить меня из гарема. Странные повороты судьбы, так резко изменившие мою жизнь, не должны окончиться смертельной скукой и отчаянием покинутой рабыни!
Мои мрачные размышления были прерваны приходом Изис. Она принесла полупрозрачную льняную накидку, которую набросила мне на плечи.
— Тебя ожидают в банном домике, — сказала она, и я, забыв о своем страхе, решила, что попытаюсь восстановить хоть что-то из того, что некогда дала мне юность.
Меня выкупали в ароматической воде и смазали свалявшиеся волосы маслом лотоса. Мне выщипали волосы на теле, сделали массаж и умастили маслом пересушенную кожу. Отскоблили и смазали загрубевшие ноги, втерли в ладони и лицо мед и касторовое масло, затем снова начали скрести, мыть и смазывать маслом. Я радостно покорялась всему, что со мной делали. Это были те удовольствия, по которым я тосковала, работая в храме Вепвавета, и которые снились мне по ночам, когда от безысходного отчаяния мне казалось, что ссылке в Асвате не будет конца. Я вновь возвращалась к жизни, которая перестала состоять только из работы и тяжелого сна, и все сильнее верила в то, что Асват теперь в прошлом.