Дворянин великого князя
Шрифт:
Вот эти-то пять телег и въехали во двор медведевского дома — разумеется, через ворота — и скромно расположилась тут же, как бы опасаясь подъехать ближе, в то время как основной обоз миновал двор и остановился подальше на дороге.
Антип отдал какие-то распоряжения и спешился у колодца.
Он вежливо поклонился Картымазову, который ответил на его поклон сдержанным кивком, и обратился к Андрею:
— Я хочу попросить у тебя прощения за все неудобства, которые тебе пришлось перенести, — сказал он. — Знакомство с тобой — честь и удовольствие; из всех пленников, которые когда-либо у меня были, ты оказался самым мужественным, порядочным и благородным. Кроме того, ты оказал мне огромную услугу, занимаясь с Варежкой, — тебе известно мое намерение отдать ее на учебу и воспитание в хороший женский монастырь и теперь,
— Твоя дочь — умная, способная девочка с тонкой и чувствительной душой. Я хотел помочь ей лучше понять окружающий мир, чтобы она могла вырваться из того ужасного окружения, в котором она сейчас живет и где ей совершенно не место. А что до этого, — Андрей небрежно кивнул в сторону протянутой с перстнем руки Антипа, — я не считаю для себя возможным принимать какие бы то ни было подарки от вора и убийцы, единственно достойное место которого — виселица.
Антип несколько секунд внимательно смотрел в суровые глаза Андрея, потом медленно отвел притянутую руку в сторону.
— Насчет единственно достойного места ты, быть может, и прав, — сказал он, — но все же я хочу, чтобы ты поверил, что моя благодарность по отношению к тебе искренна и столь же глубока, как этот колодец.
Он разжал пальцы, и в наступившей тишине было слышно, как из глубины колодца донесся легкий всплеск.
Антип улыбнулся князю Андрею и повернулся к Медведеву.
— А теперь, если позволишь, Василий Иванович, я хотел бы переговорить с тобой наедине.
— Прошу, — указал Медведев на крыльцо и поднялся первым. Тяжелая стрела все еще торчала в дверном косяке, и с нее белыми сережками свисали две ленточки бересты.
— А ты, я вижу; не прочел ответ на свое послание, — лукаво прищурившись, сказал Медведев.
Антип размотал обе ленточки и прочел вслух поочередно:
— "Если до рассвета ты навсегда не покинешь этих мест, следующего восхода тебе уже не видать. Антип Русинов". "Когда наступит следующий восход, Татьего леса уже не будет. Василий Медведев". — Антип покивал головой и снисходительно улыбнулся. — Мне не нужно было это читать. Я был уверен, что ты поступишь именно так. Ну, не ужели ты всерьез думаешь, что мы успели собраться за эти несколько часов? Да мы уже месяц как готовились к отъезду, но мне мешали некоторые люди в моем отряде. Одни — слишком мягкие, другие слишком жестокие. Надо было как-то решить эту проблему. И ты блестяще справился с этим. Ты избавил меня и от тех и от других.
Медведев ощутил острый укол самолюбия.
Неужели это правда? Неужели так легко можно просчитать наперед все мои действия. Нет, не мог он знать, не мог! Просто проиграл, а теперь оправдывается…
Они вошли в единственную комнату дома с дырой в потолке, сквозь которую теперь падал пыльный луч полуденного солнца. Василий жестом предложил Антипу сесть на лавку, но тот отрицательно покачал головой, и Медведев тоже остался стоять.
— Один вдовец, один холостяк, четыре семьи, — сказал Антип. — Это те, кто захотел остаться здесь и служить тебе. Они все вольные люди в большинстве с разоренных порубежными войнами окрестных земель и пришли в мой отряд добровольно, но их тяготило наше ремесло, а потому они охотно приняли твое предложение. Я знаю, что ты человек словами посему прошу, чтобы ты пообещал мне следующее: пусть никто и никогда не узнает о том, что они были со мной, ибо их может ждать серьезное наказание вплоть до пыток и смерти. Кроме тебя, об их прошлом будут знать только Картымазов и князь Андрей, но я уверен, что они сохранят эту тайну.
— Да, разумеется, — кивнул Медведев, — насчет меня ты можешь быть спокоен, я уже передавал им такое обещание через Николу.
— Спасибо, — сказал Антип и протянул Василию несколько свернутых в трубку листов пергамента. — Здесь ты найдешь подробные сведения о каждом из этих людей, кто они, откуда и так далее, а кроме того, мои наблюдения и советы, как и где их лучше использовать.
— Благодарю, с удовольствием прочту. — Медведев принял сверток и спрятал за пазухой.
— И последнее, — сказал Антип. — Каждому из этих людей я справедливо выделил его долю добычи, которая заработана тяжелым трудом и постоянным риском своей жизнью. Чтобы избежать кривотолков, я выдал каждому его долю золотыми монетами. Ни у кого из них нет ни одной вещи, которую можно было бы опознать как похищенную. Кроме личного имущества, лошадей, кое-какой домашней живности и этих денег, у них ничего нет, Я надеюсь, ты не будешь возражать, — Антип окинул взглядом — запущенную полуразрушенную комнату, — деньги вам сейчас очень пригодятся.
— Мы поговорим с ними об этом, — сказал Василий. — А теперь я просил бы тебя ответить на несколько моих вопросов.
— Слушаю.
— Кто напал на Картымазова?
— Ян Кожух Кроткий со своими людьми.
— Что это за человек?
— Разбойник и тать, — невозмутимо ответил Антип. — Дворянин князя Семена Бельского и управляет имением от его имени.
— Есть у него там некий Степан. Что ты о нем знаешь?
— Степан? Нет, не слыхал про такого.
— В ту ночь, когда я приехал, ты был у них?
— Да. Нам донесли, что Кожух со своими лучшими людьми куда-то отправился, и мы решили немедленно воспользоваться случаем. Я не знал, что он двинулся в Картымазовку, и примерно в тоже время, когда они были здесь, мы напали на Синий Лог. Там остались не лучшие люди из его отряда, кроме того, многие были пьяны. Мы без особого труда перебили тех, кто сопротивлялся, остальных заперли и хорошенько потрясли имение. Правда, там ничего особо ценного не было. Так, мелочи. Плывем обратно на пароме, тихо вокруг, луна иногда выглядывает, и вдруг видим: переправляются люди Кожуха вплавь через Угру в двухстах саженях. Не заметили нас. Не знал я тогда, что они дочку у Картымазова увезли. А как узнал наутро, сразу понял: все! Надо немедля отсюда уходить. Началось.
— Что началось?
— Самое грязное и кровавое дело на свете. Политика.
— Не понимаю.
— Уж будто бы! Не видать Картымазову дочки, пока не перейдет со всей своей землей на службу к Семену Бельскому. А потом и к тебе с этим придут. На то ведь и дают такого покроя людям землю на рубеже, чтобы они у соседей по кусочку отщипывали и себе добавляли.
— Вот как?
Антип насмешливо прищурился.
— Будя прикидываться. Сам-то каков? Думаешь, я не знаю, зачем тебя сюда великий князь Иван Васильевич, государь наш родимый, прислал?! Да ведь за тем же. Я сразу это понял, как только ты ручей пересек и мне донесли, что ты там натворил. И то удивляюсь, что так поздно спохватились московиты. А ты думаешь, почему я так вольготно тут жил? Неужто всерьез можно поверить, что я был так неуловим в этих болотах? Да стоило им послать из Медыни один хорошо вооруженный отряд — и мне конец. А почему же они не посылали, не слыша многочисленных жалоб на бесчинства и грабежи этих злых разбойников, поступающие с той и другой стороны? А? Угадай. Им было выгодно мое здесь присутствие! Так что хочешь не хочешь, а выходит теперь таю я — на ту сторону в Литву, а ты, стало быть, потихоньку за мной.
Ссора за ссорой, стычка за стычкой, имение за имением, глядишь, и как-то незаметно рубеж верст на двадцать уже отодвинулся. Вот какая политика уже много лет царит в этих краях. А будешь неисправно действовать, чуть что неловко исполнишь — пожалуется на тебя король Казимир великому князю, великий князья тут же тебя как разбойника и убивца на плаху, а сам лицемерно обнимать короля — да ведь братья мы с тобой, ибо все короли — братья, и никакого зла я против тебя не держу, да вот людишки мне скверные попались — видишь, что творят, негодные. Но мы их накажем, ох, накажем. Двадцать лет назад я был точно таким, как ты сейчас, Василий. И это, — Антип потряс обрубком руки, — на службе великому князю. И жену любимую потерял тоже на службе, а за то, что дочь, когда еще младенцем была, спас — казнить собирались. Но в последнюю минуту удалось мне бежать, и тогда я поклялся, что больше никому, кроме себя самого и своей дочери, служить никогда не буду. Ну да ладно, пора мне. А тебе теперь, Василий, за подвиги, которые ты тут ежедневно творил, самому расплачиваться придется. Я ухожу, и отныне Яна Кожуха Кроткого и ему подобных ничего больше удерживать не будет. Так что — держись.