Дворянство. Том 2
Шрифт:
— Я передам, — согласилась Елена и, обменявшись вежливыми словами напоследок, возможные будущие попутчики разошлись.
— Я слышал, — коротко произнес Насильник, дождавшись спутницу. — Согласен.
— Ты, может, не понял…
— Я все понял. Я согласен. Это хорошая компания, чтобы добраться до города. И я слышал про Кехану. Достойный человек.
— Правда?
— Дворян много. А прозвище «Верный слову» носит лишь один.
Елена взяла его под руку, и старик глянул на нее с немым удивлением.
— Не то, чтобы я была против… скорее даже за… — женщина запнулась, стараясь подыскать
— Да? — Насильник вернулся к прежнему состоянию деревянной статуи, живой казалась только речь, исходящая из его уст.
— Ты говорил, что давно не делал добра. А он… — Елена ткнула пальцем в сторону арены, превращенной в место убийства. — То есть если его… это добро? Как все сочетается?
— Никак, — Насильник привычно уместил копье на плече. — Пантократор учит нас, что убийство не есть добро и быть им не сможет.
— А как же тогда… — Елена опять осеклась, поняв, что сейчас не лучший момент для теологического испытания веры искупителя. Учитывая ее собственное горячее желание глубже закопать подонка с красивым гербом.
— Убийство не есть добро, — повторил Насильник. — Но иногда оно может уменьшить количество зла в мире. Надо иметь мудрость, чтобы встретившись со злом, определить его и, поелику возможно, истребить. Увы…
Он вздохнул с искренним сожалением.
— Я не слишком мудр. И слишком часто позволяю чувствам одержать верх над Верой. Его смерть порадовала не мою душу, а сердце. Но… все равно было приятно.
— Тогда пошли завтракать, — предложила Елена, удивляясь, насколько просто и легко вымолвилась фраза. Как будто за спиной не остался остывающий труп. — Ульпиан захочет все узнать из первых рук. И у него есть жареный гусь. И… это…
— Чего?
— Обуйся.
— Ага, — согласился искупитель.
Глава 5
— Вот же непослушная коза! — в сердцах воскликнул Дед, рассекая кулаком воздух.
Кажется, старый медик готов был выразиться и пожестче, но в последний миг спохватился, чуть ли не хлопнул себя по губам.
— Может, целительный подзатыльник? — спросил он в пустоту.
— Сказку! — потребовала Лена, заворачиваясь в одеяло, как в гнездо. — Сказку хочу!
— Я тебе уже рассказал, — возмутился Дед. — Две!
Для наглядности он потряс кулаком с двумя пальцами, выставленными на манер «виктории».
— Так третья же! — с праведным гневом указала девочка. — В сказках всего по три! Значит и сказок тоже надо рассказывать по три. А то не считается!
Уловив нужный момент, маленькая манипуляторша оперативно сменила тактику. Предварительно накалив обстановку, она в одно мгновение превратилась из фурии в очаровательную крошку, состроила умильную рожицу в стиле Кота из «Шрека», играя на контрасте.
— Ну, деда-а-а… — протянула она специальным просительным голосом, каждая нотка которого была отточена долгой практикой. — Ну, пожа-а-алуйста, ты же такой хороший!
— Какое все-таки хулиганистое создание.
Лицо старика выражало гнев и сердитость, однако на тонких губах под ниточкой усов скользил едва заметный отблеск сдерживаемой улыбки. Леночка, по крайней мере, раз в неделю предлагала деду
— Ладно, — сломался Дед, но тут же поднял палец, упреждая радость шестилетней внучки. — Но только одну!
— Да!
Старик решил пойти путем меньшего сопротивления и пошарил на огромном столе в поисках нужной книги. Отложил в сторону характерный том серо-синего цвета с таинственным названием «Вопросы онкологии. Медгиз 1955», достал хорошо знакомые Лене «Народные русские сказки» Афанасьева с заглавными буквами в виде сказочных фигур красного цвета.
— А что такое «онокогии»? — живо спросила девочка.
— Это, мелкое и вредное создание, такая вещь, с которой, бог даст, встречаться тебе никогда не доведется, — отозвался медик. Сказал очень строго, так, что мелкое и вредное создание сразу поняло: сейчас не время для капризов и шуток, можно доиграться.
Лена вытянулась под одеялом как стойкий оловянный солдатик, руки по швам, вид милый и трогательный. Дед строго поглядел на нее, как настоящий военный, затем смилостивился и не спеша, обстоятельно уселся в любимое кресло-качалку, которое возрастом было старше Мамы и Папы, возможно даже вместе взятых. Перелистнул желтые от старости страницы, открыл в нужном месте.
— Деда, — прошептала девочка, надеясь на удачу. — А можно про ведьм и мертвецов?..
— Про ведьм, говоришь, — степенно подумал вслух Дед, приглаживая одной рукой усы.
— Только я на тебя залезу и крепко-крепко прижмусь, — еще тише прошептала внучка, боясь поверить счастью. — А то страшно будет…
И затем…
Сон растворялся, таял, будто капелька сиропа в кружке с кипятком. Елена отчаянно цеплялась за мираж, тщилась еще хоть на мгновение растянуть память о прошлом, воплотившуюся в сновидении. Увы, с того момента как сон осознается сном, удержать его невозможно. Она просыпалась в единоборстве с собой же, рывками, как пловец, который стремится в глубину, дальше от поверхности, но жестокая физика без всякой жалости тащит обратно. И, наконец, проснулась.
Было грустно. И одиноко. Женщина натянула повыше одеяло, тощее, но все-таки хорошее, двуслойное — одна сторона обычная, шерстяная, другая подшита льняным покрывалом. Несмотря на теплую шерсть и на совесть протопленный дом, озноб царапал кости, скребся по жилам. Елена зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Незаметно поплакать все равно вряд ли получится, а будить людей рыданиями среди ночи… ну так себе… Ничего хорошего.
Дом. Прошлая жизнь. Беззаботность, которая воспринималась абсолютно естественно, как должное и потому не ценилась. Друзья, которые… были? Да, просто были. Если рассудить по справедливости, девочка Лена в общем и не имела того человека, которого можно было бы назвать «друг». Не приятель, одноклассник или что-нибудь подобное, а друг, товарищ. Тот, кому доверяешь безоглядно. За годы, прожитые «здесь», Елена часто вспоминала деда и родителей, его с горькой тоской, их скорее печально. А вот сверстников — почти никогда. Причем нельзя сказать, что она была какой-то парией или тяжело вписывалась в компании. Просто… ну, не сложилось.