Дворянство. Том 2
Шрифт:
— Хочу знать, в конце концов, за кого же выступит… Церковь? — задал, наконец, главный вопрос граф Блохт.
— У нас нет единого мнения, — честно признал служитель культа. — К сожалению. Я уже сказал, все идет слишком быстро. Кроме того, принять чью-то сторону означает стать врагом для иной. Выступить против мерзких двоебожников — богоугодно и спасительно. Но император и его новые советники… — церковник пошевелил пальцами, которые все никак не хотели согреваться. — Потому так важно, чтобы ты своевременно сообщал мне все. Желательно еще
— Не хотите развязывать мошну, — усмехнулся граф.
— Конечно, — с обезоруживающей откровенностью согласился его младший брат. — Иначе какой смысл ее трудолюбиво наполнять? Война — забава королей, пусть сами ее и оплачивают. Поэтому нам с тобой придется сыграть очень аккуратно и тонко. Или вместо булавы и кушака можно положить в сундук лишь от мертвого осла уши.
В глубинах павильона, средь дорогих ковров зазвенел колокольчик.
— Мой камерарий, — буркнул граф. — Какое то важное дело. Что за день сегодня…
— Господь посылает нам испытания и вознаграждает за стойкость, — нравоучительно заметил его младший брат. — Поэтому срочным делам надлежит радоваться, ибо за ними по пятам следует награда.
— Или синяки, — скривился Блохт-старший и крикнул. — В чем дело?!
Графский камерарий вошел уже с поклоном, едва ли не извиваясь в приступе подобострастия.
— Господин! Там случилось… удивительное и странное! Необходима ваша мудрость, чтобы разрешить…
— Короче! Яснее!
— Произошла ссора, — камерарий тут же перешел к делу. — Быть может, Ваше Сиятельство изволит помнить грязного оборванца из тех, что с некоторого дня сопровождают благородное собрание?
Графу понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, о ком идет речь.
— Который из них?
— Тот, что не расстается с копьем, Ваше Сиятельство.
— А, да, есть такой.
— Он внезапно и очень прямо стал провоцировать на поединок Его Милость Арфейла из Буржадов.
— Что?..
Камерарий быстро и коротко пересказал суть вопроса.
— Туйе… не припомню таких.
Граф глянул в сторону брата, церковник качнул головой, дескать, тоже не ведаю.
Блохт искренне развеселился, но сразу же посерьезнел и задал логичный вопрос:
— И чего ради ты отвлекаешь меня от насущных забот?
Слуга не обманулся доброжелательным тоном и поспешил объяснить, косясь на закутанного в темно-фиолетовый халат гостя.
— Ваше Сиятельство, дело в том, что когда уж показалось, что оборванца сейчас погонят взашей… — слуга нервно сглотнул. — Вмешалась другая… оборванка. Из той же компании.
— Хм… — граф наморщил высокий благородный лоб. — Госпожа стрел вряд ли… Значит рыжая. Как же ее… Хель?
Церковник вздрогнул и коснулся пальцами драгоценного символа на шее, бормоча молитву от сглаза.
— Господин изволит быть правым. И эта рыжеволосая особа позволила себе наинаглейшим образом вмешаться в действо.
— Она кого-то зарезала своим забавным клинком? — снова развеселился Блохт.
— Нет, мой добрый господин. Она… Она произнесла речь.
— Речь, — повторил Блохт.
— Да. Она сообщила, что некто, самоназванный Буазо из рода Туйе, одет как паломник или странствующий монах, но таковым он ни в коей мере не является. Орден искупителей это мирское объединение без устава и принадлежности.
Блохт снова глянул в сторону брата, на сей раз тот кивнул и негромко пояснил:
— Церковь Пантократора одобряет орден и покровительствует ему, однако не полагает частью своего тела. Простонародье считает искупителей кающимися монахами, но если судить строго и точно, это миряне, которые ведут богобоязненную жизнь по собственному выбору.
— И кому такое в голову пришло… — проворчал граф. — Глупость какая.
— Это не глупость, — ответил брат. — Это разумная мера предосторожности. Искупители, временами, творят разные вещи, например, защита сирых, убогих и обиженных. Иногда погибают. Иногда убивают значимых, знатных людей. Тогда происходят… последствия.
Он замолк, не договорив, с видом «сказанного достаточно».
— Ясно. Что дальше? — отрывисто произнес граф, обращаясь уже к слуге.
— Дальше она сказала, что если бы означенный кавалер Туйе был особой церковного звания, тогда он, конечно, никак не мог бы требовать оружейных почестей от Его Милости Буржада. Но поскольку он таковым не является, то, соответственно, является, — камерарий зашлепал губами, вспоминая. — Человеком чести в каждое мгновение и в каждом… спете…бете… Бития…
— И в каждом аспекте своего бытия, — поправил церковник. — Она не какой-нибудь адвокат?
— Н-нет, — поспешил ответить слуга. — Говорили, мэтр аббревиатор Ульпиан взял ее к себе писцом.
— Глоссатор, — поправил церковник. — Ульпиан сугубо мирской юрист, он не толкует правила Веры. Мэтр глоссатор. Ну конечно, где старый лис, там обязательно что-нибудь случается.
— Хитрый словоплет, — недовольно фыркнул Блохт. — Подбил дуру, чтобы поглядеть, сойдет ли ему с рук очередной фортель. Этому старому чучелу не надо ни хлеба, ни злата, лишь возможность ткнуть достойного человека каким-нибудь «прецедентом» из обгаженных мышами свитков.
— Иногда мне кажется, что асессору просто нравится задирать дворян строго по закону, прикрываясь королевской защитой, — предположил церковник. — Интересно, в какой день и час у кого-нибудь закончится терпение? Наше он, во всяком случае, почти растратил.
— Ни в какой не закончится, — брюзгливо ответил граф. — Пока судебной крысе благоволит королевская семья. Ладно… Что было дальше?
— Рыжая особа дурного происхождения высказала свою речь красиво и выразительно, ссылаясь на всевозможные уложения. К несчастью там же оказался почтенный Алонсо цин Кехана со своим воспитанником. А сей господин, как известно, большой знаток рыцарских добродетелей и обычаев. Он согласился и подтвердил, что…