Дворянство. Том 2
Шрифт:
Елена сделала коротенькую паузу… а затем неожиданно задала иной вопрос, предельно далекий от первоначального замысла. Это случилось само собой, как забавное последствие столкновения интереса с робостью и опаской.
— Хм… — Ульпиан глубоко задумался над услышанным, хмуря жиденькие — не чета бакенбардам — брови.
Сквозь щель полуоткрытой двери глянул один из личных слуг юриста, убедился, что господину пока ничего не нужно, затем исчез. Свита Ульпиана относилась к Елене с абсолютным равнодушием, это женщину полностью устраивало.
— Любопытно.
Глоссатор
— Как, напомни, это печальное событие именовалось?
— В моих краях его называли «Красной свадьбой», — осторожно, взвешивая каждое слово, вымолвила женщина.
— Не слышал. Впрочем, Ойкумена велика и многое в ней происходит ежечасно, чего не изведает даже мудрейший из мудрых, не говоря о простом человеке, — философски отметил юрист. — На твой опрос я отвечу следующим образом…
Елена отверзла уши, стараясь запомнить каждое слово. Интересно было услышать мнение о псевдо-средневековом казусе от носителя самой настоящей, без всяких приставок, средневековой морали.
— … Убийство само по себе грех и преступление. То есть по мерке Закона, — Ульпиан отчетливо выделил голосом это слово. — Старый барон совершил злое и должен быть предан суду. Однако на том сей вопрос не исчерпан. Ведь помимо законов, писанных рукой человека, есть правила, кои сложились в силу традиции, сиречь повторения разумного и отсеивания негодного, так же как упражнения тела и духа поощряют сильное и учат отказываться от слабого.
Этого мне не повторить, мрачно подумала Елена. Кажется, просто разговорной практики недостаточно, надо как-то ставить сценическую речь. Или не ставить… Зачем незаметному человеку хорошие ораторские привычки? При этом женщина отметила, что в процессе тирады Ульпиан глянул на книгу в деревянной обложке, списка бдений и молитв на каждый день. Елена думала, что книга представляет собой инструмент для шифровки сообщений, но судя по взгляду здесь все было глубже, интереснее… однако времени на то, чтобы обдумать это более тщательно, глоссатор ей не дал.
— Упомянутый тобой барон приказал убить гостей, коих сам позвал в собственный дом, под свою крышу, разделив с ними хлеб и вино. Это нарушение уже не законов, а священных традиций гостеприимства, кои старше любого правила, отмеченного на листе пергамента или папируса. Таким образом, к беззаконию следует добавить вопиющее святотатство. При этом, учитывая, что деяния стали общеизвестны, будучи совершенными напоказ, роль суда сводится не к расследованию, а «констационной» процедуре, то есть выбору заведомо очевидного наказания из соответствующего раздела Партидов…
Ульпиан задумался на мгновение и решительно кивнул сам себе.
— Да, суждение «по старине» здесь более уместно. Опять же, мера воздаяния окажется выше. Но!
Глоссатор сделал долгую паузу, словно призывая слушательницу проникнуться сказанным и укрепиться духом в ожидании еще более значимых откровений.
— Истинный судья подобен ювелиру. Мастер драгоценных камней осматривает изумруд скрупулезно и всесторонне, каждую грань. Так и мастер правосудия должен оценить все значимые аспекты дела… а зачастую и те, кои значимыми на первый взгляд не кажутся. В указанном случае виконт нарушил клятву взять в жены баронскую дочь, клятву, данную публично, да еще в присутствии вассалов барона. Это первое.
Ульпиан стал загибать пальцы, отсчитывая грехи.
— Кроме того, виконт унизил барона, предпочтя его дочери простолюдинку. Это второе. И затем явился, будто к лавочнику, чтобы предложить новую сделку. Хотя разумнее было бы сначала постараться весомым и значимым образом уравновесить ранние прегрешения, а затем предлагать мир и новые договоры. Это третье. Наконец… — Ульпиан хмыкнул, уже как обычный человек, а не ходячая энциклопедия, скрещенная с граммофоном. — Виконт просто дурак, если не подумал обо всем этом, а глупость для благородного человека невместна и наказуема. Таким образом, у вышестоящих инстанций достаточно поводов, чтобы присудить наиболее суровое наказание из возможных. Но у барона в свою очередь есть право, перетекающее в обязанность защищать честь семейства и фамилии, которая была вопиющим образом умалена. Так что…
Ульпиан красноречиво развел руками.
— Частная война? — попробовала угадать Елена. — Две семьи будут сражаться при нейтралитете остальных?
— Да. И барону крайне желательно умереть в бою, а семье виконта лучше дать ему возможность уйти правильно, с достоинством. Так свершится справедливая месть, причастные и сторонние увидят, что клятвы должны исполняться, но в то же время для обеих семей будет хороший повод заключить мир, покончить с обидами. Так лучше для всех. Также Император может счесть нужным вынести собственное решение. Он есть Предержатель и Заступник, его суждение окончательно. Но такого не происходило уже… — Ульпиан нахмурился, припоминая. — Семнадцать лет. А вообще странно, — последовал новый очень внимательный взгляд на Елену. — Если бы такой конфликт случился, я бы о нем знал. Все бы знали.
Елена почувствовала, что краснеет, опустила глаза. Действительно… Это же дворянство, здесь все обо всех знают. Даже мальчишка из правильной семьи может цитировать по памяти родословные чуть ли не сотнями.
Глоссатор истолковал ее смущение и опасение по-своему, неожиданно кивнул:
— Упражнение ума — занятие достойное. Я одобряю. Но учиться лучше на делах практических, а не умозрительных.
Он решил, что история выдуманная, поняла женщина. Хотя и в самом деле угадал. Что ж, обошлось… Елена подняла гусиное перо, молча указывая, что есть еще вопрос.
— Да?
— На самом деле я хотела спросить иное.
— А вот этого я не одобряю, — с внезапной суровостью заметил юрист. — Слова имеют вес и ценность, расточать их впустую негоже. Задуманный вопрос следует обратить в речь, а не ходить кругами вокруг него будто охотник без лука и стрел.
— Простите…
— Так в чем дело? — смилостивился глоссатор.
— Я думаю, что мой…
Несмотря на решимость, Елена снова осеклась, пытаясь сообразить, а как, собственно, назвать искупителя? Кем ей приходится Насильник?