Дворянство. Том V
Шрифт:
Возможно, не с помощью судьи, возможно, не с помощью какой-то небесной силы, а просто стечение обстоятельств. Но стоило мне увидеть невысокого, сильно упитанного и лысого мужчину, на лысой макушке которого были старческие пятна, я дёрнулся.
Почувствовал мощную силу, которая исходила от него. А что было самым ключевым и главным, я не увидел его сердца, хоть и чувствовал в нём носителя. Вот насколько бывает обманчива внешность.
«А вот и Валерий Валерьевич пожаловал, — забормотал как-то лениво Сумкин. — Ты это, не показывай
«Как будто это так просто!»
«Просто воспринимай его как человека. Наглей, веди себя как малец. Как юнец. Как человек».
Этот совет, пожалуй, был самым дельным за последнее время. Я тихонько ткнул вбок Аню, чтобы та отняла лицо от парты, коротко описал ей вошедшего и порекомендовал вести себя так, как будто она и не знает, кто это.
Но именно наше ненавязчивое, безразличное поведение и привлекло к нам внимание. Мы шушукались, показывая всякую чушь в телефоне друг другу, изредка косились на гостя и ректора, но никак не ожидали, что гость поднимется к нам. А то, что он шёл именно к нам, сомнений не было. Мы сидели в самом центре и перед нами было ещё шесть рядов парт, которые почти не были заполнены.
— Добрый день, — улыбнулся толстяк, щёлкнув пальцами. — Вам неинтересно, что происходит на занятии?
— Не особо, — нагло улыбнулся я. — Социология. Вы же, если верить словам ректора, сами учились тут. Понимаете, насколько это скучный предмет.
— Для наёмника, — сказал он еле слышно, — разумеется, да. Как и любой другой предмет из человеческого института. Но вы же решили сегодня прийти, несмотря на то, что ваше посещение оставляет желать лучшего. А значит, пытаетесь вести социальную жизнь. Человеческую… Знать бы ещё почему.
Я замер, пытаясь переварить поток его слов, понимая, что он гораздо умнее, чем кажется. А Аня же, откровенно говоря, зевнула и положила голову на парту.
— Некрасиво, девушка, так себя вести, — пробормотал Валерий Валерьевич. — Понимаю, для вас жизнь носителей непонятна, но разве плохо интересоваться жизнью своего молодого человека? Пытаться узнать, что он за существо такое.
— Можно не перебивать мне сон? — грубо одёрнула она его. — Если вы писатель-фантаст, то вам на кафедру журналистики. Понятно?
От такого наглого тона Ани оторопел не только первый телепат столицы, но и я. Уж что-что, а такой наглости даже я не ожидал. Но телепат проглотил обиду и кивнул мне, чтобы я шёл за ним. Аня же округлила глаза, глядя на меня, и одними губами проговорила, чтобы я был аккуратен с ним.
— Буду, — прошептал в ответ, вставая со своего места.
Надо же, он не почувствовал в ней носителя. Может, он и не настолько опасен, как мне говорили?!
Валерий Валерьевич не проронил ни слова, пока вёл меня в сторону столовой. Так же слова мне не сказал, когда заказывал себе обед, и пока я ел, он уже умял полноценную студенческую порцию, после чего промокнул губы, стирая остатки и, пристально глядя мне в глаза, заговорил:
— Ну а теперь, Волконский, можно и поговорить.
— А зачем? — озадачился я. — Думаю, вы и сами всё знаете. Ваших детей убил я, убил силой притяжения и грубой силой. Сделал это потому, что они дурили других наёмников, посылая им в голову идею о том, что они сражаются с дикими. А одного и вовсе убили.
— Меня не интересует то, что сделали они, — оборвал меня он. — Общую картину я знаю. На месте преступления был. Извинения за свой род принёс перед тремя лидерами пострадавших родов, которые решились пойти на диалог.
— Тогда, — вот тут он меня удивил, — что вам от меня-то надо?
Толстяк закатил глаза, показывая своё раздражение моими вопросами, а затем, в чуть издевательской манере, как истинный аристократ, начала медленно, растягивая буквы, «предъявлять» мне.
Начал с простого. Почему я не оставил хоть кого-нибудь в живых? Его не устроил ответ, что мне было до лампочки на какие-либо правила ведения боя. И уж тем более, его не устроил наглый ответ: «Заигрался».
Он считал, что я покрываю их. Но не мог мне сказать, для чего.
Я аккуратно предположил, вслух, разумеется, что он несёт полную чушь, но он был с этим не согласен. И когда мы не нашли общего языка и общего ответа, он перешёл к следующему вопросу, на которой я точно не мог знать ответа.
— Где артефакты, которые изъяли у моих родственников? — он пальцем водил по столу, и изрядно для носителя потел, как истинный толстяк. — Понимаешь, в чём дело с места преступления были изъяты три ящика с этой мерзостью. Ещё сняли четыре основных и пятнадцать дополнительных артефактов с тела погибших. Все вещицы были пересчитаны и запечатаны.
— Откуда мне-то знать? — возмутился я. — Кто изъял, у того и спрашивайте.
— Я спрашивал у судьи, — продолжил тот. — Но она сделала вид, что не понимает, о чём я говорю. Нет, разумеется, она показала мне бумаги, дело с описанием предметов и даже показала ячейку в её головном офисе, куда всё это было убрано. Но когда мы её вскрыли, внутри не оказалось ничего.
— Так, а я здесь при чём? — я всё ещё не понимал сути претензии. — С неё и спрашивайте. Я не работаю на неё и никогда не работал, если не считать единичных случаев.
— Понимаю, — кивнул тот. — Но я думал, может, ты хоть один артефакт припрятал для себя? Ну, как трофей за победу над сильным врагом?
— Сильным? — улыбнулся я. — Они не сильные, они действовали коллективно и подло. Поодиночке, маловероятно, что смогли бы такое сделать, а вместе…
— Я оскорблял тебя? — хмуро перебил меня он. — Нет. Вот и ты не говори ничего про мой род. Отвечай коротко и ясно — припрятал или нет?
— Нет.
— Знаешь, кто мог бы припрятать?
— Почему вы решили, что вообще кто-то это сделал?