Двойная переадресация
Шрифт:
— Ещё полтинник сверху и расходимся краями — озвучиваю своё окончательное решение, вновь посоветовавшись с обнаглевшей памятью.
— Замётано — с каким то отчаяньем говорит Герман и вытаскивает из другой коробки, стоящей почти на виду, пятьдесят рублей.
Закончив расчёты собираю остатки вещей, старых и вновь приобретённых, и понимаю, что выгляжу ещё ужаснее, чем прежде.
— Слушай, Герман. У тебя ничего не найдётся, куда бы всё это сложить — говорю я, беспомощно тыкая ладонью в рассыпавшуюся груду шмоток, разного достоинства, объёма и вложенного в них труда.
— Найду — пряча покупки и не глядя на меня, отвечает он, а закончив дело добавляет: — Мешок из под гречки подойдёт?
— Наверное — неуверенно соглашаюсь
Как по мне, так очень удобно. Всё влезло, осталось место для захвата, можно на спину закинуть и тащить не тяжело. Не знаю, чего так ржал продавец, увидев окончательный результат моих стараний. Пожал на прощание руку Герману, тот пригласил заходить ещё, когда буду в его городе, дружески похлопал меня по плечу и пожелал в ответ удачи. Бедняга, он даже не подозревает, что я почти местный. Забросив поклажу на спину, сделал шаг на выход, а на втором резко притормозил.
— Братишка — обратился я к новому приятелю, почти на лету поймав обрывок умной мысли. — Не против, если мешок у тебя немного постоит. Мне бы по делу ненадолго смотаться, не таскать же его с собой.
— Да пусть валяется. Присмотрю — ответил он, зорко поглядывая в сторону интересующихся его новым приобретением.
Вынул из тряпичной тары материально потяжелевший пакет и резво метнулся назад, по отделам. Кроссовки проданы, футболка осталась одна, а ходить в чём то надо. Куплю себе хотя бы пару маек и кеды. Старое собираюсь возвращать предыдущему хозяину, да и не подходит мне ничего из его одежды, то мало, то велико, а обувь так и вовсе ноги натирает.
Если бы не очереди справился бы быстро, а так пришлось немного задержаться. Но моё долгое отсутствие Германа мало интересовало, он уже вовсю впаривал, когда то бывшие моими, кроссовки и, кажется, уже даже продал красавицу сумку, совсем недавно висевшую на моём костлявом плече. Шустрый малый. Пожелаю ему удачи, поблагадарю за присмотр и на автовокзал, пора домой ехать, засиделся я в этом городе.
Улицу Горького преодолел на одном дыхании, завистники в спину подталкивали, своими смешками и тупыми репликами. Мешок им мой не понравился. Дурачьё, что тут скажешь. А вот дальше всё застопорилось. Жора перед отъездом предупреждал, что обратно смогу добраться или снова вплавь, по морю или на автобусе, отходящем как раз от автовокзала. На катер не пошёл, справедливо полагая, что морем я уже плавал и будет не лишним оценить виденную с него красоту, так сказать изнутри, с того самого берега, мимо которого мы проходили. И вот теперь стою, и разбираюсь, откуда этот автобус отходит, во сколько отправляется, где на него билеты продают. В расписании, местность под названием Утриш, не просматривается, у кого не спрошу, сами ничего не знают. Попробовал без очереди к кассе подойти, так там чуть майку не порвали. Во народ, даже мешок мой никого не смутил, отволокли. К полицейскому подойти? Спасибо, сам не хочу. Понимаю, чем этот поход для меня может закончиться. Видок ещё тот, да и тара моя нестандартная глаза всем мозолит. Спросил кто крайний и тупо жду, когда добреду до окошка. Двигаемся медленно, все вокруг орут, огрызаются, из крохотной амбразуры чуть ли не матом отвечают. Весело у них тут, на автовокзале.
— Девушка, мне один билет до Утриша — делая правильное ударение и с максимальным уважение к тяжёлому труду, прошу я затюканную очередью женщину, плохо просматриваемую в грязном окне.
— Да что за день сегодня такой!? — на выдохе произносит она. — Сотый раз объясняю: билеты на Утриш в автобусе, у кассира.
— Спасибо — радуюсь я ответу и отрываю лоб от стекла.
— Эй парень! — останавливает меня окрик из окошка. — Последний автобус, как полчаса ушёл. Завтра приходи.
Меня парализовало, а тётка в клетке ржёт, как лошадь.
— Ну наконец то, оторвалась — читаю её мысли, прямо сквозь барьер. — Жалко парня. Но всё равно, смешно.
Приехали. Вот это я хорошо попал. Ладно бы ходил с сумкой, да с кое какими покупками в упаковке. А с мешком то мне, куда сейчас? Полицейский уже поглядывал в мою сторону, но увидев, что я встал в очередь, успокоился и бросил следить. Надо уходить отсюда, пока не загребли в каталажку. Думать можно и в одиночестве. По Горького не пойду, не желаю больше бесплатно клоуном работать. К морю двину, там все немножко на идиотов похожи.
По дороге напился газировки. Купил две бутылки «Буратино», с собой, забрал у тётки, торгующей прямо с лотка, остатки пирожков с картошкой, в «Союзпечати» вытребовал «Труд», «Красную звезду» и «Правду», хотел взять и «Крокодил», но полистав его понял, сегодня мне не до смеха. На пляже отсиделся за барханами. Скинул майку, кеды, залез в кусты, надел новые плавки — загляденье, а не парень. Ох, если бы не мешок. И кто меня дёрнул продать такую замечательную, вишнёвую сумку?
Полегчало с приходом сумерек. Солнце свалилось в море, ему на смену пришла влажная прохлада и время перекусить. Съел всё сразу, а прочитал меньше половины. Пирожки и буратино на загляденье вкусны, а газеты… Пропагандистский мусор, кроме последней страницы, где было немного происшествий и спорт. Про нас, пловцов, ещё статья понравилась. Особенно заглавие — «Гордость нашей страны». Раньше про меня никто так не говорил. Стемнело моментально. Вот только сейчас читал мелкие буквы, а тут вдруг раз и большие не вижу. Собрал пожитки, натянул штаны и майку, присмотрелся к округе. Не нравиться мне этот подозрительный шорох в кустах. У нас, в лесу, такого не было. Выбрался на самый берег, подгрёб под голову, ещё сохранивший дневное тепло, песок и улёгся на спину, привычно разглядывая на безоблачном небе мелкие звёзды и созвездия. Сон не приходил, хотя накопленную за день усталость и впечатления можно было приравнять к тяжёлому физическому труду, от которого засыпаю моментально.
Чужие голоса слышались то с одной стороны пляжа, то с другой. С берега тоже орали не переставая, по поводу и без. Но появление этих парней, мой слух пропустил.
— Гражданин, что вы тут, ночью, делаете? — строго спросил один из них и осветил моё лицо ярким фонариком.
— Отдыхаю — ответил я как есть и, в свою очередь, приподымаясь, спросил незнакомцев: — А вы, кто такие?
— Старший пограничного наряда, младший сержант Крупенин — представился говоривший и перевёл луч фонаря на себя.
Я молчал. Парень в форме, при погонах, с автоматом в руках. Про полицию помню хорошо, а вот о пограничниках смутно. Знаю, что они есть. Уверен, что достойно охраняют нашу границу, но вот права их и обязанности, в памяти не воспроизведу, да и было ли в ней чего про них.
— А, что я такого нарушил? — спрашиваю. — Мы же, вроде, не на границе государства находимся? Да и днём здесь народа было навалом.
— После двадцати двух часов, нахождение на территории пляжа, гражданским лицам, запрещено — отчеканил сержант и продолжил по простецки: — Так что давай друг, мешок в руки и быстренько покидай акваторию. Обратно пойду, попадёшься на глаза, с собой заберу.
— Ладно — ответил я, вставая на ноги. — Не положено, значит уйду.
Пришлось возвращаться за дюны и там обустраиваться. Темно, деревья колючие, шорохи разные, а делать нечего. В парк идти ночевать, на лавку? Ещё смешнее.
На новом месте уснул быстро. Спал крепко, без снов и проснулся точно также, без лишних эмоций. Открыл глаза, одним резким движением встал на ноги, отряхнулся, потянулся, взял в руки, отсыревшую за ночь, безразмерную тару и пошагал в сторону автовокзала. Со временем у меня та же беда, что и с цифрами, а хочется успеть на самый первый автобус. Засиделся я в городе, домой тянет. До посадки успел купить, всё в том же киоске с газетами, тетрадь в клетку и шариковую ручку, пригодятся для изучения курса математики и алгебры. Пытался найти чего нибудь съестного, но был вынужден обойтись двумя стаканами воды из автомата. Еду не продают, рано.