Двойная переадресация
Шрифт:
Так называемый молодёжный лагерь, о котором знал лишь понаслышке, был найден мной в мало пригодных, для проживания такого количества людей, зарослях. Вышел на него ориентируясь на звук, изредка повисавший над густо заросшим пригорком, с множеством узких тропинок, ведущих наверх. В центре временного поселения нашёлся крохотный, полностью свободный от растительности, пятачок, вокруг которого, на разном расстоянии, было натыкано семь одинаковых, как сёстры близнецы, палаток. Большую его часть занимал огромный костёр и окружившие огонь люди. Шесть лиц мужского пола, с длинными неухоженными волосами, чуть ли не до плеч и пять женского, выглядевшие более привлекательно, но не на столько, чтобы можно было ими любоваться. Один из сидельцев, узкоплечий парень в майке, почти такой же, как и у меня, бодро играл на гитаре, и о чём то громко
— Ребята! У нас ещё один гость! А ну, тащи и его сюда!
Согласно закона о гостеприимстве, меня тут же схватили за грудки, чуть было не превратив мою великолепную майку в рваную тряпку. Принудительно усадили рядом с широко улыбающимся певцом, сунули в руки грязную кружку, налили туда тёмно красной жидкости из зелёной, на половину опорожнённой бутылки и провозгласили тост: — «За встречу». Все дружно вылили в себя содержимое из своих кружек и моментально забыв обо мне, продолжили одиночные, и хоровые пения. Я же никуда не торопился. Пить и есть, что попало в руки, перестал после встречи, так и продолжавших болеть, зубов с железной килькой, некоторое время назад. А петь… Не знаю, пока такого желания у меня не появилось. Оценив по запаху качество напитка, влил несколько капель в себя и тут же выплюнул их обратно. Вот гадость, так гадость. Как такое можно употреблять? Незаметно, чтобы не расстраивать принимающую сторону, опорожнил ёмкость, аккуратно вылив содержимое себе за спину и поставил кружку обратно, на землю, рядом с ещё двумя, точно такими же. Опа! А это, что такое? Почему сразу его не заметил? На расстоянии вытянутой руки, лёжа прямо перед гитаристом, сверкала горка конфет, в блестящей, жёлто зелёной обёртке. Схватил одну и развернул. Не каша, но жуётся.
Вечерело. Народ продолжал горланить песни, громко спорить, о чём то тихо говорить. Я тоже не сидел сиднем и, по мере сил, участвовал в празднике. Монотонно подъедал жутко сладкие и липнущие к зубам конфеты, приветливо улыбался девчонкам, обнимал любимца публики, певца. Хорошо тут. Ещё бы кормили, как следует и можно было бы подумать о переезде сюда навсегда.
Проснулся с хорошим настроением и твёрдой решимостью, во всём досконально разобраться. Сейчас пойду и спрошу кого нибудь: — Чего мне делать? Расскажу всё, как есть. Откровенно поведаю о своей не простой ситуации. Попрошу, чтобы помогли выяснить: откуда я сюда попал, где мой дом, кто мои родители, есть ли у меня родственники, как моя фамилия и обязательно напомнили… Стоп. А чего это я, так раздухарился? С чем ещё, собственно говоря, мне нужно разобраться? С тем, что буквы забыл и цифры? Не знаю, какой сейчас день недели, месяц и год. С тем, что металлические предметы нормальные люди жрать никогда не будут? Так про это лучше помалкивать. Дырявая память об этом конкретно предупреждает: — «Таким дебилам место в дурке».
— И, что тогда делать? — в который уже раз, спросил я себя в слух. — В дурдом не хочу. На опыты сдаться? Я что, баран ничего не соображающий?
Настроение резко упало. Достал припрятанные ночью конфеты и на скорую руку позавтракал остатками «раскошного» дня. Давился, но жрал. Силы мне сегодня понадобятся. Никуда я не пойду. Жаловаться никому не стану и ни с кем своей бедой делиться не буду. Чувство какое то нехорошее по этому поводу возникает. Впечатление такое, что ничем хорошим, обсуждение моих странностей, не закончится. Сам выпутаюсь из этой истории. Сам в неё вляпался, самому её и разруливать.
Шаркающим шагом обиженного ребёнка, неспешно добрался до ручья, напился холодной воды, помылся по пояс, начало казаться, что от меня не очень эстетично попахивает и медленно потопал в сторону моря. А куда ещё?
Виктор Иванович ожидал меня на старом месте. И, когда только успел? Остальные, насколько
— Здравствуйте Антон! — радостно поприветствовал меня напарник по незамысловатой игре. — А я уже начал подумывать, что вы не придёте.
— Так вроде рано ещё? — посмотрев в сторону солнца, спросил я.
— Какой рано!? — возмутился шахматист, взглянув на предмет, закреплённый на его левой руке. — Уже шесть двадцать пять. Нормальные люди давно на ногах!
Что такое шесть и пять я понял хорошо, а на счёт «двадцать», у меня остались некоторые сомнения, точно такие же, как и по поводу охватившего запястье Виктора Ивановича, предмета.
— А, что это у вас на руке? — спросил я его, немного стесняясь вопроса.
— Полёт — небрежно бросил он и предложил. — Ну что, сыграем?
— Давайте — нехотя согласился, получив в ответ очередную головоломку. Что ещё за «полёт» такой?
— Сегодня я намерен дать вам бой. Вчера, проанализировал своё поражение и пришёл к выводу, что допустил ошибку в самом начале. Настраивался на ничего не знающего соперника, а вышло совсем наоборот. Но сегодня вы меня врасплох не застанете — расставляя фигуры, радостно тараторил мужчина.
Спокойно отыграли три партии, а потом Виктор Иванович словно взбесился. Нет, вслух он мне ничего не говорил, но мысленно костерил на чём свет стоит. Сперва я улыбался, почти незаметной улыбкой, а на седьмой партии забеспокоился. Так он себя, чего доброго и до инфаркта доведёт, из-за какой то ерунды. Поглядывая на его мучения, я в конце концов не выдержал и высказался обо всём, что слышал в свой адрес, тоже мысленно, конечно.
— Виктор Иванович! Ну нельзя же так! Сердце надорвёте. И из-за чего? Научили сопляка на свою голову? И, что? А вы подойдите к этому вопросу с другой стороны. Думайте о том, что именно вы научили этого сопляка! И никто другой. Радуйтесь, что ваш ученик достиг таких невероятных успехов. Я же ваша гордость. Ваш личный успех!
Упорно продолжая, чего то там сооружать у себя в голове, в ответ на недружественные пассажи горе учителя, удивлённо наблюдал за тем, как напарник по игре, словно по велению дохлой рыбки, реагировал на мои незамысловатые выражения. Он мысленно начал повторять их, почти слово в слово, постепенно успокаиваясь и переходя совершенно в другое состояние. Сказать, что я был удивлён, значит ничего не сказать. Я был поражён, ошарашен, сбит с толку, размазан по стенке и стекал по ней в грязную, маслянистую лужу. Это, что же сейчас такое произошло? Он что, услышал меня? Или просто звёзды так встали? Взял себя в руки, при этом не забывая делать правильные ходы и ради смеха попросил моего, много уважаемого учителя, по такой замечательной игре, почесать у себя за ухом. Потом потребовал погладить подбородок, макушку, живот и напоследок, ну нет у меня совести, совсем, поковыряться в носу. Шок! Все команды были выполнены в сжатые сроки и без малейшего отклонения. Меня затошнило. Нет, не от перенапряжения или эйфории. Мне банально хотелось блевать от сожранных, вчера и сегодня утром, конфет. Удивление от происходящего отошло на второй план.
— Виктор Иванович — с мольбой в голосе, мысленно произнёс я. — Не дайте умереть человеку. Покормите меня, хоть чем нибудь.
— Антон. А вы случайно не голодны? Завтракали сегодня? — тут же спросил подопытный. — Что то вы выглядите неважнецки.
— Если честно — нет. Не завтракал. Да и ужин пришлось пропустить — радостно сказал я. — С деньгами напряг. Не рассчитал немного, вот и экономлю на еде.
— А ну ка, вставайте! — смахнув рукой почти проигранную партию, сурово сказал мужчина. — У меня конечно разносолов нет, но уж чаем с сухарями я вас напоить сумею.
— Бинго! Я вытянул счастливый билет! Голодная смерть мне теперь не грозит! И чего это я раньше не попробовал просить милостыню, с применением потусторонних сил? — радовался и спрашивал себя о вещах, лежащих почти на самой поверхности.
Виктор Иванович с трудом дотягивал до моего плеча и мне приходилось наклонять голову, чтобы разглядеть щетинистое, скуластое лицо, когда он упрямо твердил о моём таланте, о необходимости сегодня же приступить к ежедневным занятиям шахматами и его готовности выступить в качестве моего внештатного тренера. Я даже не кивал головой, просто смотрел, слушал и молчал. Какие шахматы? Какой тренер? Меня вот вот вывернет наизнанку, а мне тут пытаются втолкать в уши, что я талант.